— Но… как же болото?
— Мы решили, что надёжнее сразу предать его тело… топи. В сумерках по намеченной тропе мы с Тонди, Монтинеро и Квирини доволокли его до первого топкого места и там упокоили. Епископ, добрейшей души человек, даже отслужил над ним короткую панихиду. Потом Тонди проскочил, якобы ища кота, сидевшего у меня в комнате, в его покои. Наш Камилло мастерски открывает любые замки, вы знаете это? Он унёс оттуда арбалет Ланди, который утром, пока его не хватились, мы с Монтинеро отнесли к Виперовой топи, где заодно пополнили запасы яда, поймав ещё одну гадюку. — Франческо откинулся на стуле и подытожил, — Сан-Джиминьяно было абсолютной удачей, и нами было решено проводить казни именно в дни всеобщих торжеств и сборищ и тут…
— И тут? — зачарованно подхватил Альбино.
— Тут нелёгкая принесла монаха, — иронично просветил его Франческо. — Вас.
Глава XVIII. Божий суд
Альбино невольно улыбнулся.
— Я узнал вас сразу, первое время приглядывался, доложив Квирини, Монтинеро и Тонди, что в город явился брат Томазо и Маттео Буонаромеи, и мы даже обсуждали, не стоит ли привлечь вас к делу. Но Тонди сказал, что вы чистый и неглупый человек, однако не способны к заплечных дел работе. Монтинеро, присмотревшись, назвал вас белоручкой и чистоплюем, а монсеньор епископ, не раз замечавший, какими глазами вы смотрите на него, безошибочно опознал в вас монаха и тоже вынес вердикт, что вы не годитесь для чёрной работы. Однако вас, сами понимаете, не очень опасались.
— Понимаю, — кивнул Альбино, — я не предал бы вас, но помощником, и впрямь, был бы никудышным.
— Ещё бы! Как вспомню Ашано! — расхохотался Франческо.
— О!…- спохватился Альбино, — я помешал вам, когда перетащил вас из шатра? Если бы я знал…
Фантони великодушно махнул рукой.
— Не очень и помешали, четырём палачам трудно стать поперёк дороги. Куда больше помешал проклятый Сильвио Блевони. От его стихов я едва не умер…подлинно нализаться захотелось.
Альбино развёл руками.
— Так вы притворились пьяным? Но я помню праздник в Ашано и ума не приложу, как вы всё это сделали. Ведь подеста сказал, что никто не успел бы… У вас же было так мало времени.
Фантони рассмеялся.
— Времени было сколько угодно, — пояснил он, — просто Монтинеро пошутил с воротом. Я после бенефиса дорогого Блевони чувствовал себя ужасно, — поморщился Франческо. — Я — не Лоренцо, сами понимаете, это тому всё, как с гуся вода, а у меня душа поэтичная, тонкая, говорю же, от виршей Сильвио мне наклюкаться захотелось. Но нельзя. Я слил бутылку вина в мех на гитарном чехле, сам глотнул едва ли пинту, чтоб шёл запах, после прикинулся пьяным и свалился рядом с шатром актёров, в ста шагах от колодца.
Альбино закусил губу.
— Да, я, выходит, помешал. Но почему — колодец?
— Квирини по очереди с Камилло и Монтинеро следили за Пьетро Грифоли, в итоге, услышали, что они договорились встретиться там после восьми. А так как вы положили меня в месте достаточно безопасном, но весьма отдалённом, мне пришлось отдать флакон с ядом Лоренцо…
— Но когда он сделал это? Ведь подеста прав? В те промежутки времени, что оставались, как можно было убить его?
— Говорю же — Лоренцо пошутил. Он и Квирини заманили его к конюшням, огласили приговор и казнили. Тело же оставили у поленницы, закрыв плащом. Монтинеро приглядывал за тремя дураками, прождавшими четверть часа у колодца, и, едва они ушли, прокрался к колодцу и тут вдруг услышал, что управляющий из дома посылает горничную за водой. Он и сообразил, что это ему вельми на руку. Силища в нём немереная, он левую ручку ворота перекосил играючи и загнул за опору столба. Девица пришла, подёргала ворот, а он ни в зад, ни вперёд, она перепугалась, ведь примета такая есть: коли ворот колодезный не крутится, значит, его чёрт держит. Она и удрала в испуге. Ну а после времени было хоть отбавляй: шёл спектакль, все у венецианцев собрались, Квирини с Монтинеро ворот выпрямили, Грифоли в колодец сунули, после чего епископ ушмыгнул к Петруччи, а прокурор команду дал Камилло Тонди кота ему отдать, потом — искать да свидетеля к колодцу привести. Едва Монтинеро услышал, что вы подходите, ему оставалось только Бариле на крышку колодца посадить да к шатру ускользнуть — за девицей своей ухлёстывать.