Неонилла Самухина
ВОЗМЕЗДИЕ
Памяти моей сестры
В мае Сергей Николаевич должен был отметить свой пятьдесят пятый день рождения. Но праздника не получилось – накануне его юбилея у жены случился удар, ее увезли в больницу, где она и скончалась, не приходя в сознание. Так, в одночасье, Сергей Николаевич овдовел, оставшись с дочерью-подростком и сыном-инвалидом, изувеченным во время несчастного случая на шахте, где тот проработал с отцом десять лет.
Дочь Сергея Николаевича, Настя, после смерти матери замкнулась и с каждым днем все больше отдалялась от отца и брата. Она, конечно, помогала Сергею Николаевичу по дому, но все как-то молча и отчужденно, словно винила отца в чем-то. А тому некогда было искать к ней подход – все силы и время отнимали работа и хлопоты по дому, ведь нужно было не только уголь рубить, зарабатывая тяжкий шахтерский хлеб, но и кормить и обихаживать себя и своих детей.
Сергей Николаевич надеялся, что когда дочь вырастет, то полностью возьмет на себя ведение хозяйства и заботу о брате, но та, едва окончив школу, неожиданно собралась и, заняв деньги у соседей, уехала, не оставив даже записки.
Для Сергея Николаевича это был удар. Долг ее он, конечно, соседям отдал, но, не получая от дочери никаких вестей, терзался и винил во всем себя.
Помыкавшись несколько лет по разным городам и весям, Настя вернулась домой, но не одна, а с маленьким сыном… Повзрослевшая, похорошевшая, но все такая же замкнутая, словно смерть матери навсегда убила в ней малейшие проявления жизнерадостности и оптимизма, обычно свойственные молодости.
Ее стройная фигура, гордая осанка, волосы, льняной волной накрывающие плечи и спину, привлекали внимание прохожих мужчин, но замкнутое выражение лица и отстраненный взгляд ее серых глаз не вдохновляли на знакомство.
Сергей Николаевич был очень рад возвращению дочери и обретению внука, глаза которого вызвали в нем какие-то смутные воспоминания – тот напоминал кого-то, но кого – Сергей Николаевич никак не мог припомнить. Однако дочь с внуком в отцовском доме долго не задержались: через два месяца Настя неожиданно вышла замуж за Степана, с которым училась когда-то в школе и который недавно вернулся в их городок с Севера, где проработал после армии два года на стройке.
Глядя на свадьбе на Степана, Сергей Николаевич вновь ощутил смутное беспокойство, но все встало на свои места, когда Степан взял Гришу на руки – они смотрели на мир одинаковыми синими глазами…
«Бедная моя доченька! – ахнул про себя Сергей Николаевич. – Так вот почему ты тогда так сорвалась и уехала…»
Он подошел к дочери и крепко обнял ее, вкладывая в свое объятие извинение, что проглядел случившееся, не поддержал дочь в трудную минуту, и, впервые за много лет увидел, как Настя скупо улыбнулась ему в ответ.
«Все будет хорошо! – подумал Сергей Николаевич, веря, что их отношения теперь улучшатся и они станут друг другу ближе. – Все у нас теперь будет хорошо!»
Но, переехав после свадьбы к мужу, Настя не баловала отца и брата своими визитами и лишь изредка забегала к ним помочь по дому. Да и зять тоже не проявлял особого гостеприимства, и вообще оказался со странностями. Поговаривали, что из-за тяжелой контузии, полученной в Чечне, где он проходил срочную службу, Степана порой «клинило» и тогда он впадал в беспричинную ярость, крушил все подряд, даже не будучи пьян, и никто не мог его утихомирить. Видимо, поэтому ему и пришлось уволиться с северной стройки. Правда, во время своих буйств он никогда не обижал жену и сына, но и те сами старались не попадаться ему под горячую руку, а уходили переждать его приступы к соседям. В остальное время жили они вроде неплохо, только Насте приходилось работать за двоих, когда у Степана случались срывы, после которых он лежал дома неделю, а то и две, совершенно обессиленный и вялый.
Конечно, совсем не такого мужа хотел Сергей Николаевич для своей дочери, но та его благословления и не спрашивала, к тому же у них было дитя, а это-то со счетов не сбросишь…
Да, единственное, что радовало Сергея Николаевича, был его внук. Он забирал маленького Гришу к себе на выходные, души не чая в мальчонке. Сердце Сергея Николаевича таяло, когда Гриша лукаво поглядывал на него синими глазищами, доставшимися ему от отца, или, обхватив шею деда ручонками, пыхтел ему на ухо, изображая паровоз.
Именно Сергей Николаевич научил Гришу читать, и тому так полюбилось это занятие, что он мог часами читать вслух, водя пальчиком по строчкам. Это стало еще одним после телевизора развлечением и для его искалеченного дяди, у постели которого Гриша провел немало времени, читая все подряд, что было под рукой: книга – так книгу, газета – так газету.
Когда Гриша пошел в первый класс, полученные у деда навыки чтения ему очень пригодились, не говоря уже о том, что букварь он к школе знал почти наизусть, и вхождение в учебу для него не было трудным.
Когда сын Сергея Николаевича неожиданно скончался от инсульта – добила-таки полученная в шахте травма – Сергей Николаевич погоревал месяц в одиночестве, а потом решил уговорить Настю, чтобы Гриша, которому к тому времени исполнилось восемь лет, переехал к нему насовсем.
Настя не стала возражать, зная, как ее отец прикипел к внуку, и даже обрадовалась в надежде, что так и ей будет полегче – в последнее время муж стал все чаще болеть и, будучи не в состоянии работать, начал попивать. После каждого возлияния ему становилось так худо, как не бывало даже после тех приступов ярости, которые беспричинно душили его уже чуть ли не каждый месяц. Настя пыталась увещевать мужа, но тот только виновато выслушивал ее сетования и продолжал пить.
Разрывавшейся между тремя работами и выхаживанием вечно хворого мужа, который словно намеренно загонял себя в гроб, Насте давно уже было не до сына, хотя она и понимала, что тот растет и ему нужна если не крепкая, то надежная мужская рука. А этого Степан, сам едва справлявшийся с собой, дать ему, конечно, не мог.
Отцу Настя ничего не рассказывала, но когда Сергей Николаевич пришел за вещами внука и взглянул на исхудавшее лицо зятя, он вдруг испуганно подумал, что тот, похоже, не жилец. Степан лежал на кровати, отходя после очередного приступа, и даже не смог встать, чтобы поприветствовать тестя, – только едва слышно поздоровался.