Будущее показало, что я был не прав во всем».
Схема избранной Савинковым тактики — на поверхности: я всю свою жизнь был за народ, а боролся-только против большевиков, но я всегда действовал по совести и крайнему разумению, и это значит, что я заблуждался. Но из-за разногласий меча не поднимают и не становятся врагами. В этой его позиции достаточно и хитрости и совершенно необъяснимой наивности.
В самом деле… Получать от зарубежной контрреволюции деньги на убийство Владимира Ильича Ленина — и называть себя революционером и заявлять, будто он никогда и ни при каких обстоятельствах не защищал интересов буржуазии! Верой и правдой служить разведкам империалистических стран, на деньги капиталистических государств организовывать кровавые контрреволюционные восстания в Ярославле и в других советских городах — и заявлять, что он всю жизнь работал только для народа и во имя его!
Предъявленное Савинкову еще до суда обвинительное заключение прижало его к стене обилием неопровержимых фактов его преступной контрреволюционной деятельности. Суд тоже оперировал только фактами. Фразеология, на которую, по всей вероятности, очень надеялся Савинков, на суде цены не имела. В начале процесса Савинков попытался внимание трибунала увести в область абстрактных рассуждений и заверений, но был быстро возвращен на грешную землю.
«Председатель. Признаете ли вы себя виновным в том, что, начиная с октября 1917 года до ареста в августе 1924 года, вы вели непрерывную вооруженную борьбу против Советской власти, участвуя в качестве руководителя вооруженных отрядов и создавая контрреволюционные организации, имевшие целью свержение Советской власти путем вооруженной борьбы, а также путем провокаторской, шпионской, бандитской и террористической деятельности?
Савинков. Да, я признаю себя виновным в том, что вел против Советской власти вооруженную борьбу…»
Обратите внимание, как хитро он отвечает. На первый взгляд кажется, что он подтверждает все, что сказал председательствующий. В данном случае уловка в «краткости» ответа, в результате чего из ответа выпадает признание провокаторской, шпионской, бандитской и террористической деятельности. Но суд прекрасно видит эту уловку Савинкова и приступает к детальному исследованию его вины. Вот, скажем, суд выясняет страшный для Савинкова факт получения им денег на убийство Ленина.
«Председатель. Какой тактики придерживалась ваша организация и какие ближайшие цели вы преследовали весной 1918 года?
Савинков. Наша организация была боевой организацией. Она ставила себе задачей те восстания, которые потом произошли в Ярославле, Рыбинске и Муроме. Я всегда стоял на той точке зрения, что если я веду войну, то я веду ее всеми средствами и всеми способами. Наша организация имела в виду все возможные способы борьбы, вплоть до террора. Мы имели в виду прежде всего вооруженные восстания, но не отказывались и от террористических актов. В 1918 году предполагалось покушение на Ленина и Троцкого, но делалось очень мало. Пытались организовать наблюдение по старому способу, но из этого толку вышло мало не потому, что мы не хотели, а потому, что мы не смогли. Я следил за Лениным через третьи лица. Эти лица мне рассказывали о том, как живет Ленин, где живет Ленин, но дальше этого дело не пошло. К делу Каплан наш союз не имел никакого отношения. Я знал, что эсеры что-то делают, но что именно делают — этого я не знал.
Председатель. В вашей брошюре «Борьба с большевиками» написано: «План этот удался, но только отчасти… Покушение на Ленина удалось только наполовину. Каплан только ранила его, но не убила». Как понять эту фразу?
Савинков. Это неудачная фраза. В этой брошюре, которая была предназначена для широкого распространения, я описал правду, но не с такой точностью, с какой говорю вам…
Председатель. Знали ли французы, что вы не исключаете индивидуального террора?
Савинков. Конечно, знали.
Председатель. Знали ли они, что предполагалось совершить покушение на Ленина?
Савинков. Не могу сказать с полной уверенностью, но думаю, что они должны были знать. Сейчас не вспоминаю разговоров, но думаю, что такой разговор должен был иметь место. Французы не только могли, но и должны были предполагать по всему ходу наших сношений, они должны были знать. Французы мне посоветовали выбрать такой план: захватить Ярославль, Рыбинск, Кострому. Но я колебался… Мне была прислана телеграмма Нулансом из Вологды через Гренара. В этой телеграмме категорически подтверждалось, что десант высадится между пятым и десятым или третьим и восьмым июля, точно не помню, и категорически выражалась просьба начать восстание на Верхней Волге именно в эти дни. Вот эта телеграмма и заставила меня 5 июля выступить в Ярославле или Рыбинске… Таким образом, французы принимали ближайшее участие в этом деле и нас совершенно обманули. Мне очень трудно допустить, что Нуланс не знал, будет ли высажен десант в Архангельске или нет…
Председатель. Откуда вы получали денежное пособие в это время и в каком размере?
Савинков. Я помню, что, когда я был в полном отчаянии и не знал, откуда взять средства, ко мне без всякой моей просьбы явились чехи и передали довольно большую сумму — 200 тысяч керенских рублей. Эти деньги, собственно говоря, тогда спасли нашу организацию… Не я пошел к французам, не я искал их, а они пришли ко мне, они меня разыскали… И тут опять без всякой моей просьбы они мне оказали денежную помощь, сначала незначительную — 20 или 40 тысяч, точно не помню, но потом мало-помалу денежные суммы, получаемые мною от французов, возрастали.
Председатель. Кто вам передал деньги от чехов?
Савинков. Клецанда.
Председатель. Вы знали, на каких условиях они вам давали деньги?