— А причём здесь я? Ты же замочил его, а не я. Ты мне «мокруху» не шей.
— Ты, наверное, ненормальный, Кактус. Мы же с тобой вдвоём были в коттедже. Здесь не было никого, кроме нас. Следовательно, ты такой же участник этого преступления, как и я. Если меня подожмут, я молчать не буду.
— Это в каком смысле? Что, сразу расколешься? Тогда озвучь свои предложения. Что молчишь?
— Я предлагаю забрать деньги от реализации этого товара. По-моему, это будет справедливо. Как ты думаешь?
— Может, ты и прав, но денег нам с тобой не видать, как собственных ушей. А начнёшь возникать, зароют. Для них что ты, что я просто дорожная пыль.
— Вот и я об этом. Я думаю, что и на нашей улице будет праздник. Сейчас главное — отделаться от трупа, надёжно закопать его, а там посмотрим. Если так пойдёт и дальше, то я найду себе другую бригаду. В конечном итоге, свет не сошёлся на этом Жане.
Он спустился на первый этаж и стал рыться в кухонных ящиках. Открыв один из них, он наткнулся на неполную бутылку водки, открыл её и налил себе полный стакан. Посмотрев на вошедшего в дом Канадца, он опрокинул в себя содержимое стакана.
— Ты что творишь, Гришин? Ты думаешь, я жмура за тебя буду таскать? Нет, ты нагадил, ты и убирай за собой.
Канадец плюхнулся на стул и с угрозой посмотрел на Гришина.
— До темноты ещё часа три, так что не переживай, жмура тебе таскать не придётся. Мы с Кактусом сами закопаем его.
Прошло часа три. Солнце скрылось за деревьями. Канадец поднялся с кресла и пошёл к машине. Я и Гришин направились в подвал. Кое-как подняв труп с пола, мы потащили его к автомобилю. Погрузив труп в багажное отделение машины, мы выехали со двора.
Нам здорово повезло, мы удачно миновали город и выехали на федеральную трассу. Проехав километров десять, Канадец остановил автомашину. Мы вышли из машины и направились к лесопосадке, которая находилась в метрах пятнадцати от нас.
— Возьмите с собой лопаты, — приказал Канадец.
Мы посмотрели друг на друга. Никто из них не взял лопаты, так как каждый из них понадеялся на другого.
— Идиоты, — прошипел Канадец. — Запалиться хотите? Жаль, что этот спектакль не видит Жан, он бы вас, балбесов, заставил руками рыть яму.
Они кое-как выгрузили труп и, увязая в грязи, потащили его в посадку.
— Хватит, я дальше тащить труп не буду, — сказал взмокший от пота Кактус. — Кому надо, пусть тот и тащит. Я и так извозился в этой грязи, словно свинья.
— Ты что думаешь, я его потащу? — возмутился Канадец. — Ты его завалил, ты и тащи. У бедных слуг не бывает.
Мы с Гришиным снова волоком потащили труп, стараясь спрятать его в придорожных кустах. Дорогу нам преградила большая лужа.
— Ты как хочешь, а с меня хватит, — сказал я.
Я выпрямился и направился обратно к машине. Гришин попытался сам оттащить труп подальше, но через метр-другой бросил его около деревьев. Сев в машину, мы поехали в Казань.
Лавров закончил писать и посмотрел на Ермолина.
— Ты всё рассказал? Больше ничего добавить не хочешь? — спросил его Павел.
— Что мне за это грозит? — спросил он у Павла. — Я же не убивал Корнеева?
— Я не судья и не могу сказать тебе пока ничего. Всё будет зависть от того, что скажут другие участники этого преступления. Кстати, где сейчас Гришин?
— По крайней мере до вчерашнего дня был дома. Сейчас, не знаю.
— Ермолин, ты знаешь людей Жана, которые работают в нашем отделе?
— Не всех. Одного я видел. Это ваш начальник криминальной милиции. Я его несколько раз видел у Жана на базе.
— Понятно. Сейчас я отведу тебя в камеру, — сказал Лавров.
— Начальник! Поменяй мне хату, а то у меня там возник нехороший конфликт с одним дяденькой.
— Хорошо. Вопросов нет. Что могу, то могу. Прочитай свои показания, и если они соответствуют тому, что ты мне рассказал, напиши внизу, что с твоих слов записано правильно и тобой прочитано. После этого распишись и поставь дату.
Ермолин прочитал протокол, написал то, что ему сказал Лавров, и расписался. Павел ещё раз перечитал протокол и положил его в сейф.
Он отвёл Кактуса в камеру и быстро поднялся наверх. Удовлетворённый результатом своей работы, он направился в кабинет Харитонова. Зайдя в его кабинет, он увидел там начальника криминальной милиции.
— Извините, я зайду попозже, когда вы освободитесь, — сказал он и попытался закрыть за собой дверь кабинета.
— Лавров, погоди. Заходи, что у тебя? — спросил его Харитонов.
— Да вот, хотел доложить, что я развалил Кактуса. Он дал мне показания по факту убийства Корнеева. Правда, говорит, что сам он никого не убивал и всё валит на Гришина.
— Молодец! Всё-таки дожал его. Главное, что он заговорил и признался в том, что именно они убили Корнеева. Вот видите, Владимир Иванович, и наш Лавров вырос из коротеньких штанишек. Одно слово, молодец.
Новиков посмотрел на радостное лицо Павла и процедил сквозь зубы:
— Это ещё доказать нужно. Сегодня он дал такие показания, а завтра с таким же успехом откажется от них. Ты, Лавров, наверное, опять его бил, вот он и рассказал тебе то, что ты так хотел услышать от него. Ты ещё молод и, наверное, не сталкивался с этой проблемой. Ты знаешь, что показания, добытые с нарушением законности, не могут являться доказательствами вины человека в суде.
— Я его даже пальцем не тронул, товарищ полковник, — обиделся Павел.
Его счастливая улыбка, которая ещё с минуту назад сияла на его лице, исчезла неизвестно куда.
— Ты на меня не обижайся, я просто тебя учу. Я не думаю, что ты просто так мог развалить этого Кактуса. Он человек тёртый и имеет достаточный авторитет в преступном мире.
Павел посмотрел на Харитонова. Глаза его искали поддержку, но Харитонов что-то писал и не видел этого взгляда.
— Я действительно не трогал Кактуса. Может мне вызвать следователя, чтобы он официально закрепил эти показания?
— Не спеши. Если он действительно сознался в этом, то он подтвердит это и завтра. Ты знаешь, Лавров, каждый документ должен пройти определённый срок своего старения. Пусть он полежит дня два, а затем станет ясно, что с ним делать дальше, — сказал Новиков.
Лавров развернулся и молча вышел из кабинета.
Павел вернулся к себе в кабинет. Он сел на стул и отрешённо посмотрел в окно. Там, за окном, шла совершенно другая жизнь. Люди встречались, влюблялись, растили детей и строили дома. Здесь же всё было по-другому. Здесь, в этом кабинете, жизнь теряла все краски и приобретала совершенно другой смысл. Здесь, вот за этим столом, проходила своеобразная линии фронта, которая делила людей на своих и врагов. Там, где раньше воевал он, врагами были моджахеды, жители совершенно другой страны, здесь же врагами были свои.
Лавров всё это понимал. Он хорошо знал, что там, где война, там всегда есть трусы и перебежчики, люди, готовые с оружием в руках воевать на стороне врага. Но на войне всё проще, чем здесь, в этой жизни. Трудно определить своего врага, если он одет в такую же форму, как и ты. Да, он не стреляет в тебя и не бьёт ножом тебе в спину. Но эти люди не менее опасны, чем те, с ножами. Они ломают жизни и судьбы людей. Они создают невыносимые условия.
Павел сидел за столом и не знал, что ему делать дальше. Он пододвинул к себе чистый лист бумаги и взял ручку.
«Начальнику УВД города Казани, — начал писать он. — Прошу уволить меня из органов внутренних дел. Считаю, что не могу работать в системе МВД по морально-этическим соображениям».
Лавров закончил писать и положил ручку на стол. Перечитав свой рапорт, он снова взял ручку и расписался под текстом. Павел опять посмотрел на открытое окно и, встав из-за стола, закрыл его.
Он поднял трубку и набрал рабочий номер телефона Надежды. Они недавно подали заявление в ЗАГС и были намерены сегодня познакомить своих родителей, а также обговорить свадебную церемонию. Со стороны Павла родственников практически не было, а вот у Надежды была большая родня, которая проживала не только в городе Казани, но и в других городах.