— Ты не дерзи мне. Ещё посмотрим, кто из нас будет смеяться последним.
— Я ещё не преступник, а Вы меня уже записали в этот разряд. Как говорят люди, не стоит зарекаться от тюрьмы и сумы. Я тоже с удовольствием принесу Вам передачу в изолятор, когда Вы там однажды приземлитесь.
Новиков размахнулся и хотел ударить Павла. Но, заметив внимательный взгляд Харитонова, резко повернулся и вышел из кабинета.
Павел шёл по улице и улыбался, вспоминая отдельные эпизоды его сегодняшнего допроса. Следователь прокуратуры, молодой паренёк, не так давно окончивший юридический факультет Казанского университета, изображал из себя опытного следователя. Он постоянно надувал щёки перед очередным вопросом, что неизменно вызывало у Лаврова лёгкую улыбку. Когда он снова надул для важности свои щёки, Павел не сдержался и улыбнулся открыто.
— Я бы на Вашем месте меньше улыбался, — сказал следователь. — Неужели Вы не понимаете, что следствие обоснованно Вас подозревает в совершении убийства гражданина Гришина?
Он пристально посмотрел на Павла. Его глаза словно два маленьких буравчика впились в него. Он, вероятно, рассчитывал, что это вызовет у Павла бурю эмоций, он вскочит со стула и начнёт стучать себя в грудь, доказывая обратное. Но ничего этого не произошло. Подозреваемый сидел на стуле и словно не слышал того, что ему говорил следователь. Когда тот отвёл свои глаза в сторону, Лавров спокойно спросил его.
— Скажите, гражданин следователь, на чём основаны эти подозрения?
Лицо следователя напряглось. Видимо, спокойный тон Павла стал выводить его из равновесия.
— В управлении только и говорят о Вашей возможной причастности к этому делу. Есть основания считать, что это Вы убили Гришина, мстя таким образом за смерть Вашей девушки.
— Что ещё говорят мои бывшие коллеги? — спросил его Павел. — Они ещё не инкриминируют мне убийство товарища Кирова или отравление Наполеона? Я смотрю, что Вы, гражданин следователь, далеко пойдёте, если будете прислушиваться к разговорам. Вот скажите мне, если все считают виновным в смерти Надежды этого человека, тогда почему он свободно передвигался по городу и не был задержан и арестован правоохранительными органами? Вы знаете, гражданин следователь, что Гришина даже не задерживали и не допрашивали по этому факту. А теперь, когда его убили, прокуратура и доблестная милиция сбивается с ног, разыскивая человека, который взял на себя функции милиции, прокуратуры и суда? Вам не кажется это странным?
— Извините меня, но я не занимался Вашим делом и не в курсе того, кто проходил по этому делу, а кто нет. Меня сейчас больше волнует тот факт, что у Вас нет алиби на этот вечер.
— Извините, но и у Вас нет ни одного показания в отношении меня. Кто меня там видел? А если точнее, кто видел, что это я убивал этого человека? Когда у Вас появятся эти люди, то и у меня появится алиби о том, что я находился в гостях у своих знакомых. У кого был, я пока называть не буду.
— Интересный Вы человек, Лавров. Вы же бывший сотрудник уголовного розыска, Вам знакомы методы работы оперативных служб. Скажите, Вы не боитесь, что Вы где-нибудь проколетесь? Нельзя же всё просчитать заранее.
— Нет, не боюсь. Я уверен, что и это уголовное дело так и останется нерасследованным. Сейчас вы посуетитесь немного, а затем приостановите расследование. А для того чтобы предметно говорить со мной об этом убийстве, нужны факты, а не разговоры моих бывших коллег. Вы правильно подметили, что я бывший сотрудник уголовного розыска, и поэтому я привык оперировать лишь фактами, то есть уликами, изобличающими преступника. Следами рук, микрочастицами одежды, показаниями очевидцев. А у Вас, насколько я понял, ничего этого нет. Тогда мне совсем непонятна Ваша логика. Вы думаете, что во мне заговорит совесть, как у Раскольникова? Не надейтесь, гражданин следователь, этого не произойдёт. На нет и суда нет. А теперь можете меня бить, пытать, я больше ничего по этому факту не скажу.
— Зря Вы так. Я думаю, что мы ещё не раз с Вами встретимся.
— Земля круглая. Поживём, посмотрим.
Сейчас он шёл по улице и анализировал свои действия в тот вечер. Он специально оставил этот самодельный револьвер на месте преступления. Таким оружием часто пользовались преступники из молодёжных группировок, и этот револьвер, оставленный им в туалете, должен был повести следствие по ложному пути.
Он тогда ещё и не догадывался, что его бывший друг и товарищ Харитонов как раз и занимался отработкой этой версии. Что созданная им оперативная группа усиленно работала именно в этом направлении, разыскивая владельца этого оружия.
Он сам не знал, почему, но ноги его почему-то привели в то небольшое кафе, в котором он первый раз увидел Волкова. Павел вошёл в полутёмное помещение кафе и, сняв пальто, устроился в уголке этого небольшого по размерам зала. Он заказал себе мясо по-татарски и стал ждать, когда ему принесут это блюдо. Он налил в стакан минеральной воды и сделал несколько глотков. Он скорей почувствовал, чем увидел, как в кафе вошла группа молодёжи. Громко разговаривая, они прошли вперёд и сели за столик, стоявший недалеко от него.
«Всё как тогда, — подумал про себя Павел. — Единственная разница в том, что в зале нет Волкова».
Словно услышав его слова, в дверях кафе показалась фигура Волкова. Озираясь по привычке по сторонам, он направился к столику, за которым сидели ребята. Он присел на свободный стул и стал, жестикулируя, что-то объяснять. Переговорив с ним, ребята слали расходиться по одному. Оставшись один, Волков пересчитал деньги, сунул их в карман куртки и направился к выходу. Заметив сидящего за столом Лаврова, он замер и рванулся обратно, стараясь выскочить из кафе через кухню.
Волков упал, споткнувшись об порог. Он проехал по мокрому полу кухни и попытался встать. Поднявшись на ноги, он понял, что не может бежать. При падении он повредил ногу. Двигаясь вдоль стенки, он направлялся к запасному выходу с кухни. Открыв дверь, он вышел на улицу и заметил Павла, который сидел в двух метрах от двери на корточках и, улыбаясь, смотрел на него.
— Привет. Вот не ожидал сегодня увидеть тебя. Правду говорят, что волка ноги кормят. Давай рассказывай, как живёшь, как травишь молодёжь?
— Ты кто такой! Да если я захочу, то тебя закатают в асфальт.
— Ты не кричи. Зачем шумишь? Я бы на твоём месте придержал свой язык. Ты забыл, о чём мне писал на улице Кирова? Если забыл, то могу напомнить? Не хочешь рассказывать, дело твоё. Я её Жану по факсу отправлю, чтобы он проверил твоё правописание. Ты знаешь, он не любит людей, которые делают ошибки. Вспомни Кактуса, которого повесили в камере ИВС. Бывай, Волков.
Лавров повернулся и, не торопясь, направился вдоль улицы. Волков постоял минуты три и бросился вслед за Лавровым.
Жан сидел в банкетном зале ресторана и ждал Новикова. Он встал из-за стола и подошёл к стеклянной перегородке, отделявшей это помещение от основного зала. Отодвинув в сторону занавес, Жан с интересом посмотрел на веселившихся в зале людей. Он был педантом, любил порядок и пунктуальность, и сейчас, рассматривая отдыхающих в ресторане людей, он чувствовал, что в нём начинает закипать раздражение. Он не помнил ни одного случая, когда он куда-то опоздал. Опоздание Новикова он расценивал не иначе, как нанесённое лично ему оскорбление. Он посмотрел на стоявшего в дверях Канадца и направился обратно к столу. Он взял в руки бутылку французского вина, и не спеша налил себе немного в бокал. Он крутанул вино по стенкам бокала, посмотрел его на свет, лишь затем слегка пригубил его. Ему нравился терпкий вкус этого знаменитого французского вина. Бывая в этом ресторане, он всегда заказывал именно это вино.
Прошло ещё минут пять, прежде чем в дверях зала появилась фигура Новикова.
— Извини, Жан. Пришлось немного задержаться, сам понимаешь, работа.
Новиков протянул руку Жану, поздоровался с ним и сел за стол. Жан взял накрахмаленную белую салфетку, вытер ею руку и отбросил в сторону от себя.
— Вы, Владимир Иванович, хотите сказать, что Вы только один работаете? А я, по-вашему, прожигаю жизнь в этом заведении.