Мехмет-паша, привыкший к тому, что его жена, ведающая огромным количеством благотворительных фондов, получает множество писем и посланий, невозмутимо продолжил завтракать.
— Передала бы какой-нибудь служанке. Зачем ты утруждаешь себя? И без того в последнее время плохо себя чувствуешь, — тепло улыбнулась Хафса Султан, принимая от Хадижы-калфы послание. Только эта престарелая женщина, вырастившая её, удостаивалась подобной улыбки от обычно сдержанной и холодной султанши. — Откуда?
— Из Топкапы, — отозвалась Хадижа-калфа, отойдя в сторону. Зорко подметив, как одна из служанок, подходя к столику, за которым завтракали супруги, споткнулась и едва не выронила поднос с тарелками, она строго нахмурилась. — От Ферхата-аги.
Теперь Мехмет-паша бросил заинтересованный взгляд карих глаз к посланию, которое читала его жена.
— О чём сообщает? — заметив, как её серые глаза наполнились задумчивостью, что означало, что она снова просчитывает что-то в уме, спросил он.
— Наша Валиде Султан неожиданно слегла от болезни, которая снова проснулась в ней и стала распространяться в её теле. Все в Топкапы переполошились. Лекари бессильны и в один голос твердят, что ей осталось недолго.
На одно короткое мгновение их взгляды встретились, и оба тут же осознали, что их мысли сходятся.
— Ты же понимаешь, что это значит? — ухмыльнулась Хафса Султан, взяв кубок с шербетом с подноса, который поднесла к ней та самая споткнувшаяся служанка.
— Значит, что руки Валиде Султан, в которых она держала власть над гаремом, ослабли, и теперь эту власть можно из них вырвать, — в тон ей отозвался Мехмет-паша. — И, судя по твоей ухмылке, ты знаешь, как это сделать.
— Я давно ждала подходящего момента. Одной благотворительности мало для того, чтобы помочь тебе стать великим визирем. Став управляющей гарема, я обрету больше власти, да и стану ближе к повелителю, а значит, смогу на него влиять. Этого сближения я и добивалась, обратившись к нему с якобы проблемами в своих благотворительных фондах. Ты же знаешь, я всегда со всем справлялась самостоятельно и ни в чей помощи не нуждалась.
Мехмет-паша кивнул черноволосой головой, в очередной раз восхищаясь её умом, расчётливостью и умением искусного маневрирования в борьбе за власть.
— Также, как ты заметил, я стала появляться в гареме, — продолжала Хафса Султан, не отрываясь от трапезы и от мыслительного процесса. — Для того, чтобы войти в число кандидатов на должность управляющей гарема, я должна иметь в нём хоть какое-то влияние, знать, что в нём происходит, а также иметь поддержку дворцовых слуг. Этого я и намереваюсь добиться. Теперь, когда Валиде Султан не в силах управлять гаремом, я воспользуюсь этим и нарушу спокойствие в нём, а после предстану перед всеми в качестве единственного человека, способного это спокойствие восстановить.
— Это даст тебе влияние среди наложниц, но не более, — рационально заметил Мехмет-паша, слегка нахмурившись. — Но в остальном…
— О том, что происходит в гареме, мне докладывает Ферхат-ага, а переманить на свою сторону остальных дворцовых слуг я ещё успею. Пока это неважно.
— Каким образом ты намереваешься нарушить спокойствие? Бунт? Убийства?
— Бунт, — ухмыльнулась Хафса Султан, и её лицо стало преисполненным коварства, которое только красило его. — Я разожгу пламя недовольств, а когда страх и отчаяние затопят гарем, стану той, кто его погасит. Тогда-то повелитель придёт к мысли о том, что после Валиде Султан только я могу занять должность управляющей гарема.
Хадижа-калфа, слышавшая разговор супругов, гордо посмотрела на султаншу, но в глубине её взгляда была обеспокоенность. Что, если всё это откроется?
— А что с твоим планом?
— Я пока за всеми наблюдаю и пытаюсь отыскать слабые места каждого, — ответил Мехмет-паша. В свою очередь он тоже вёл закулисную игру, но только не в гареме, а в Совете Дивана. — Мои люди ведут наблюдение за каждым из визирей.
— Что удалось узнать? — деловито спросила Хафса Султан, внимательно слушая мужа. Она готова была помочь ему всем, чем могла. В том числе мудрым советом или идеей очередной интриги.
— Великий визирь Искандер-паша, не могу отрицать, силён и умён. Его поддерживает повелитель, с которым они дружат, и это делает его весьма влиятельным. Слабости в нём трудно отыскать. В словах и действиях осторожен. Пока не знаю, что с ним делать.
— Второй визирь Али-паша одной ногой в могиле из-за преклонного возраста и болезней, — продолжила за него султанша, кивнув русоволосой головой самой себе. — Его слабое место — здоровье. Отравление?
— Слишком радикально, — нахмурился Мехмет-паша и отрицательно покачал черноволосой головой. — Тем более, он зять династии, а также мягок и податлив. Можно переманить его на свою сторону, а пока что он целиком и полностью под властью Искандера-паши.
— Остался Альказ-паша.
— Повелитель ценит его, но Альказ-паша слишком благороден и честен, оттого часто оступается. Власть не терпит любителей правды и защитников справедливости. Можно сыграть на этом. Или на его привязанности к жене Хюррем Султан и их детям. Ради них он на всё пойдёт. Но я не хочу действовать через его семью, — сказав это, Мехмет-паша поймал на себе недовольный взгляд жены, которая в отличие от него всегда считала, что в достижении цели любые средства хороши. —Ты знаешь, Хафса, у меня есть принципы. Я не трогаю чужие семьи, невинных женщин и детей.
— Пока ты в раздумьях, и это верно, — произнесла султанша, понимающе кивнув русоволосой головой. — Не торопись. К тому же, тебе не стоит начинать действовать, пока я не возьму власть над гаремом в свои руки и не заполучу доверие повелителя.
Мехмет-паша, закончив с трапезой, встал из-за столика и, подойдя к сидящей на его противоположной стороне жене, поцеловал её в лоб и нежно провёл рукой по её щеке.
— Я благодарен Всевышнему за то, что он подарил мне тебя.
Засветившись той особенной тёплой улыбкой, которую она дарила только самым близким и любимым людям, Хафса Султан проводила взглядом серых глаз отправившегося на государственную службу мужа.
Топкапы. Гарем.
Эсен Султан провела ночь без сна, утопая в океане мрачных раздумий. Её сильно беспокоило то, что сказала гадалка Алджи-хатун.
Во-первых, она думала о том, какую судьбу она предрекла Нилюфер. Как любая мать, Эсен Султан была счастлива от того, что, по словам гадалки, её ждёт процветание, счастье и богатство. Однако, её настораживали слова о власти правителя. Каким образом это может воплотиться? Она не могла понять.
Во-вторых, обещание, что когда солнце погаснет и родится заново (что бы это могло означать, она не понимала), османский престол займёт шехзаде Махмуд. Это казалось ей чем-то нереальным, но слова Алджи-хатун в большинстве своём сбылись, и это настораживало.
Эсен Султан просто не могла допустить, чтобы Карахан Султан, лишившая жизни её сына и мужа ради своего сына и власти, всё-таки добьётся своего. Она мечтала о том, чтобы эта коварная женщина страдала всю свою оставшуюся жизнь, а после умерла в мучительной болезни и нищете.
И в-третьих, ей ничего не удалось узнать о будущем. Её судьба уже мало беспокоила султаншу. Она о себе более не переживала. Дожить бы свой век в относительном здравии и со знанием того, что её дети также здоровы и счастливы, а остальное уже неважно. Именно поэтому её беспокоила судьба Михримах, как и эта навязанная свадьба.
Из-за недосыпа и переживаний этим утром Эсен Султан чувствовала себя несколько измученной, что отражалось на её внешнем облике. Под серо-голубыми глазами пролегли тени, она была бледнее обычного и в целом казалась болезненной.
Облачённая в одно из своих немногочисленных простых платьев, а именно в закрытое платье с узкими длинными рукавами и воротником, закрывающим шею, сшитое из тёмно-зелёной жёсткой ткани, она впервые за долгие годы собрала свои тёмные волосы в аккуратный узел на затылке. И даже позволила себе надеть скромные жемчужные серьги, которые ей по прибытии в Топкапы подарил султан Баязид в числе других даров в позолоченном сундуке. Такие же сундуки достались и её дочерям.