— Здоровья сыну. Дай Аллах он вскоре поправится.
— Благодарю, — без улыбки ответила Гюльнур Султан и, покосившись на Карахан Султан, явно заметившую перемену в их отношениях, удалилась.
— Что между вами произошло? — взяв со столика кубок с гранатовым шербетом, спросила Карахан Султан у оставшейся фаворитки.
Элиф Султан немного помялась, но все же ответила необычайно грустно для себя:
— Прежде шехзаде меня выделял, а теперь и о Гюльнур вспомнил. Столько ночей с ней провел, забыв обо всех… Даже о Бахарназ, которая все эти годы пользовалась его открытым предпочтением над всеми. И она оказалась брошена, когда-то столь уверенная в своих чарах. А теперь шехзаде и Гюльнур оставил, снова ошеломив нас своим неожиданным решением уехать с Нуране. Я его не понимаю, султанша. Не мне обсуждать действия своего господина, но слишком уж он жесток к нам, своим женщинам. Дарит счастье, выделяя среди прочих, и кажется, будто ты взлетаешь на небеса, а в следующий миг он с другой, и ты падаешь наземь, едва не разбиваясь насмерть.
— Таковы правила гарема, Элиф, — с пониманием посмотрев на нее, произнесла Карахан Султан. — Жестокое место скрывается за этой, казалось бы, сказочной жизнью. За то, чтобы стать одной из избранниц шехзаде или султана, приходится платить высокую цену — вечные боль и страдания. Ты должна уметь жить с этой болью в сердце, но продолжать улыбаться и приносить радость своему господину. Зная, что ты у него не одна, ты можешь стать первой среди своих соперниц.
— Вы тоже пережили это? — улучив момент откровенности, осторожно спросила та.
— Нет, любви своего султана я не знала, как и сама его не любила, — явно сожалея об этом, ответила султанша. — У меня были иные мотивы, когда я появилась в его гареме. Я боролась не за любовь, а за благополучие своей семьи. Сначала это были мои сестры, которые после предали меня, затем — мой сын.
— Но почему вы не стали бороться за любовь?
— Я была самой поздней фавориткой султана Орхана, Элиф. У него было еще четыре жены, и каждую он когда-то любил. До моего появления он уже полюбил женщину. Эсен Султан. На ней он женился официально. Другие три жены, предшествующие ей, в том числе и мать нынешнего султана, когда-то тоже горячо любимая, этого не удостоились.
— Она, верно, была красавицей? Эсен Султан.
— Уж точно не такой красавицей, какой была я, — чуть усмехнулась Карахан Султан. — Но это ей не помешало, а мне, наоборот, не помогло. Тоже, помнится, гречанка. Очень изящная, тонкая, возвышенная. У нее был очень выразительный печальный взгляд. Судьба Эсен Султан тоже была печальной, как и ее конец. Покончила с собой, так и не оправившись после смерти своего султана и их сына. Я же была иной — земной, страстной, целеустремленной. Полагала, что и без любви султана достигну всего. Увы, не вышло. Знаешь, что я поняла, Элиф, оглядываясь сейчас назад? Женщина не может обрести покой без любви. В этом ее истинное предназначение. Положение, власть, богатство — все это никогда не сможет сделать женщину по-настоящему счастливой в отличие от любви и детей, ее плодов. Не забывай об этом и никогда не сдавайся, даже если будет казаться, что мой сын забыл тебя, остыл. Если пламя угасло, его можно разжечь вновь. Нужно лишь знать, как, а для этого у тебя всегда есть мой совет.
Очаровательно улыбнувшись, Элиф Султан в просящем жесте протянула к ней руки и, когда Карахан Султан вложила в них свою ладонь, поцеловала ее с признанием. Прервав их единение, в покои вошел Радмир-ага и, подойдя, поклонился. Следом за ним вошла Фатьма-калфа, которая прошла мимо евнуха и встала подле своей госпожи.
— Султанши. Вы хотели меня видеть?
— Да, Радмир-ага, — повернувшись к нему, кивнула Карахан Султан. — Я как-то велела тебе сблизиться с Бахарназ. Есть у тебя какие-нибудь новости о ней?
— Госпожа, мне она не доверяет, как бы я не пытался ей угодить. Но сегодня я видел, как она с Альмирой-хатун покидает дворец.
— Любопытно, куда она могла отправиться? — задумчиво воскликнула Карахан Султан. — Ее затворничество выглядит странно. А та рабыня в лазарете, как она?
— Плоха очень, — ответил Радмир-ага. — Я думал, Фатьма-калфа отчиталась перед вами об этом.
— Так и есть, но я решила спросить у тебя самого. Еще она сказала, будто бы ты стал выделять одну из фавориток, Нуране-хатун. Это правда?
Наградив калфу коротким мрачным взглядом, Радмир-ага более ничем себя не выдал.
— Возможно ли, султанша? Я служу лишь вам и стараюсь поддерживать порядок в гареме. Нуране-хатун, как и прочие наложницы, под моим присмотром и я делаю все, чтобы все они жили мирно. Увы, Нуране-хатун сейчас приходится нелегко, гарем озлоблен на нее из зависти, вот я иногда и заглядываю к ней — узнать, не случилось ли чего. Пока все в порядке.
— В таком случае я хочу, чтобы впредь ты докладывал мне, что она делает или собирается делать. Эта фаворитка уже начинает вызывать мое беспокойство. Прежде мой лев никогда и никого не брал с собой на охоту. Это опасное предзнаменование.
— Я понял, — выдавил Радмир-ага, не имея выхода. — С вашего позволения.
Вечер.
Покои Элиф Султан.
Прежде она коротала вечера в обществе подруги, но теперь их разделяла пропасть, и Элиф Султан затосковала. К счастью, у нее были дети, и теперь все свое время, пока отсутствовал шехзаде, она уделяла им. Мелек Султан росла жизнерадостной девочкой, и с ней невозможно было не смеяться, особенно имея точно такой же нрав. Они с дочерью хохотали над всем подряд и постоянно находили себе какие-то занятия: то рисовали, то вместе читали, то дышали свежим воздухом на балконе и рассматривали сад и близлежащие окрестности.
Зная, что она любит слушать сказки и всякие рассказы, Элиф Султан покачивала на руках засыпающего Мустафу и тихо рассказывала прильнувшей к ней сбоку дочери очередную сказку, когда в покои вошла… Бахарназ Султан.
В непонимании посмотрев на нее, Элиф Султан прервалась и напряженно спросила:
— Что ты здесь забыла?
— Хатун, — Бахарназ Султан невозмутимо обратилась к служанке. — Забери детей.
Та в поисках позволения повернулась к своей госпоже, и Элиф Султан без слов осторожно передала ей заснувшего шехзаде Мустафу. Сама же, наклонившись к дочери, поцеловала ее в светло-рыжие волосы.
— Милая, иди в детскую. Уже поздно. Тебе пора ложиться спать.
Мелек Султан послушно слезла с тахты и, любопытно поглядев на холодно улыбнувшуюся ей Бахарназ Султан, ушла вместе со служанкой. Проводив ее взглядом, Элиф Султан перевела глаза на незваную гостью и поднялась с тахты.
— Что привело тебя ко мне, Бахарназ?
Она давно ее не видела — с тех пор уже прошло больше трех недель — и, признаться, была удивлена тем, как выглядела первая красавица гарема. Ее кожа была бледная, как у больной, золотые глаза лихорадочно блестели, в уголках губ таилась горечь, черные, как ночь, волосы свободно ниспадали на плечи, хотя обычно были собраны в высокую солидную прическу. Бахарназ Султан больше не лучилась внутренней уверенностью. Теперь от нее исходила лишь темная затаенная злоба. Она даже облачена была не в привычный алый шелк, а в черное закрытое парчовое платье с длинными рукавами, которое только подчеркивало ее новый мрачный облик.
— Вот и настал тот миг, когда я одержала над тобой верх, Элиф, — с удовольствием протянула Бахарназ Султан, пронзая ее взглядом. — И тебе не спастись.
— Одержала верх? — иронично отозвалась не впечатленная Элиф Султан. — Ты имеешь в виду то, что шехзаде совершенно забыл о тебе? Или может, то, что ты потеряла ребенка и возможность когда-либо еще родить другого? — это было жестоко, но по-другому с Бахарназ было нельзя, учитывая то, с каким настроем она заявилась.
Сама Бахарназ Султан вся побледнела и напряглась, так как не думала, что ей об этом известно, но с видимыми усилиями все же сохранила самообладание. Сглотнув, она заставила себя ухмыльнуться.
— Нет, я имею в виду кое-что другое.