Зловеще сверкнув глазами, Бахарназ Султан подняла руку и раскрыла ладонь, которую прежде держала сжатой в кулак. На ее ладони сверкнул простенький серебряный кулон на тонкой цепочке в форме маленькой звездочки. Элиф Султан неверяще смотрела на него и долгое время молчала, совершенно не двигаясь.
— Откуда это у тебя? — не своим голосом прохрипела она.
— Сняла с шеи твоей матери в доказательство того, что теперь она в моих руках, — надменно улыбнулась Бахарназ Султан. — Ах, бедная Клара. Я знаю твою историю… На невольничьем рынке тебя разлучили с матерью, вместе с которой ты попала в рабство: тебя купили в гарем шехзаде, а твою мать купил, как служанку, один эфенди. Ты отчаянно пыталась найти свою мать, но, увы, судьба разлучила вас. И вот теперь, за что стоит благодарить меня, вы нашлись. Но лишь от тебя зависит, суждено ли случиться вашей встрече или же твоя мать умрет, так и не увидев тебя спустя годы разлуки.
— Бахарназ, — напряженно произнесла Элиф Султан, неосознанно сделав шаг к ней. — Не смей.
— О, моя милая, еще как посмею, — медовым голосом произнесла та. — Решение за тобой, и я жду, когда ты его огласишь.
Элиф Султан, оказавшись в западне, затравленно смотрела на нее, разрываясь между стремлением спасти, наконец, нашедшуюся мать и выставить Бахарназ за двери, не поверив ни единому ее слову. Но ведь этот кулон действительно принадлежал ее матери — она носила его, сколько она себя помнила, как подарок своего отца на свадьбу. Они происходили из бедной семьи, так что серебряный кулон был для них ценной вещицей. Ее мать ни за что бы не рассталась с ним, не стала бы продавать даже в нужде.
— Чего ты хочешь? — сдалась она, чувствуя, как внутри все холодеет от ужаса, вызванного предположениями о том, чего от нее потребует Бахарназ.
— Ты будешь беспрекословно делать все, что я велю, и никогда и никому не расскажешь о нашем уговоре. Будешь вести себя по-прежнему, чтобы не вызвать подозрений. И лишь когда я буду удовлетворена твоими стараниями, ты увидишь свою мать. Но стоит тебе ошибиться — она умрет. Жди приказаний, Альмира тебе обо всем сообщит. Держи, — она протянула к ней ладонь с кулоном, и Элиф Султан, как в дурмане, дрожащей рукой забрала его. — Отдашь матери, если вы все же встретитесь, что целиком и полностью зависит от тебя.
Элиф Султан даже не заметила, как она ушла, невидящим взором смотря перед собой и сознавая, в каком положении оказалась. Теперь она — пленница, вынужденная подчиняться тому, кто ненавидел ее и тех, кого она любила, и грозил ей смертью матери, если она не будет покорной.
Покои Гюльнур Султан.
— Сынок мой любимый, — с нежностью вздохнула Гюльнур Султан, поглаживая его по темным волосам. К ночи ему снова стало хуже — поднялся сильный жар, от которого мальчик изнемогал и заходился в кашле. — Потерпи, Мехмет. Скоро ты поправишься, вот увидишь.
Шехзаде бессильно лежал на материнском ложе, так как Гюльнур Султан боялась оставлять его на ночь одного, пусть лекари и предупреждали ее, что она может заразиться. Но разве это остановит любящую мать, что тревожится о своем ребенке? Испугавшись, султанша вызвала лекаршу, которая, осмотрев шехзаде, сказала, что ничего не может поделать. Дала ему какую-то микстуру, которая должна была временно сбить температуру, и сироп от кашля, но это слабо помогло.
Лежа вместе с сыном и убаюкивая его, Гюльнур Султан не могла отделаться от тревожного чувства, наполняющего грудь. Что же такое с ее сыном, раз он никак не может поправиться? Она молила Всевышнего, чтобы он, наконец, услышал ее и послал Мехмету исцеление, но тот словно бы равнодушно отвернулся от нее, оставив их на милость судьбы.
— А где папа? — в сотый раз за эти дни хрипло спросил шехзаде Мехмет и очень грустно поглядел на мать. Она перестала гладить его волосы и почему-то вздохнула. — Почему он не приходит?
— Он уехал по делам, но совсем скоро должен вернуться. Нужно немного подождать.
Мальчик тоже вздохнул и вдруг сильно закашлялся. Гюльнур Султан и сама чувствовала себя нехорошо, но старалась не придавать этому значения. Сейчас она в последнюю очередь думала о том, чтобы самой не захворать. Главное, чтобы поправился сын, еще такой маленький и слабый.
Шехзаде Мехмет еще долго кашлял и сопел, прежде чем смог заснуть. Гюльнур Султан с облегчением выдохнула, когда это случилось, потому как из-за плохого самочувствия она сама с трудом держала глаза открытыми. Коснувшись лба сына, она поджала губы, так как он был ужасно горячим. Похоже, микстура не помогла.
Надеясь, что к утру ему станет лучше, султанша положила голову на подушку и прикрыла глаза, но перед внутренним взором, как и в прошлые ночи, встали образы шехзаде Махмуда, которого обнимает и ласкает эта Нуране-хатун. Болезненная ревность тут же обожгла ее, сдавила грудь, что не продохнуть. Однако усталость вскоре сморила ее, и султанша забылась беспокойным сном.
Предместья Трабзона.
— Так хорошо… — упоенно вздохнула Нуране, покоясь на мерно вздымающейся мускулистой груди шехзаде. — Слышишь, как стрекочут сверчки? — наедине она позволяла себе обращаться к нему свободно.
Из-за пределов шатра действительно раздавался их стрекот, действующий успокаивающе. Шехзаде Махмуд что-то невнятно промычал, уже проваливаясь в сон после утомительных любовных утех. Нуране оказалась даже слишком пылкой в исполнении его желания, которое, конечно же, оправдало ее непристойные предположения.
Она сама с трудом боролась со сном, но хотела пережить и запомнить как можно больше мгновений этой ночи, прежде чем они вернутся во дворец, где всего этого, увы, не будет. Ни леса, ни шатра, где они только вдвоем, ни дней, с рассвета до заката проведенных вместе, ни ночей, от воспоминаний о которых голова шла кругом, ни прогулок верхом, ни этой упоительной и сладкой свободы.
— Махмуд, ты не забыл о моем желании?
Он выдохнул, понимая, что она не даст ему заснуть в ближайшее время, и разлепил глаза.
— Разве ты позволишь забыть?
Нуране тихо рассмеялась и, привстав на локте на их импровизированном ложе, заглянула ему в глаза. Шехзаде повернул к ней голову и, убрав руку с ее спины, стал лениво перебирать ее густые каштановые волосы, золотящиеся в свете свеч. Ссадина на ее щеке сильно покраснела, но девушка ее не стеснялась, так как видела, что ее господину нет до нее никакого дела — она не портила ее в его глазах.
— Ну и чего же хочет моя неугомонная Нуране?
— Пока мы еще не вернулись во дворец… — заговорила она, упоминая это с толикой грусти. — Хочу увидеть море. Знаю, до него отсюда далековато, но… Кто знает, когда еще мне удастся выбраться из этого гарема?
Шехзаде Махмуд удивился, так как ожидал чего-то более примитивного. Ее голубые глаза так сияли надеждой и тайным страхом, что он скажет «нет», потому он и не смог отказать ей, хотя им уже было пора возвращаться домой.
— До побережья чуть больше дня пути отсюда. Не так уж много, — ухмыльнулся он, и девушка радостно пискнула, бросившись осыпать его лицо поцелуями. — Если хочешь заснуть сейчас, а не на рассвете, тебе лучше остановиться, — насмешливо пригрозил он, но когда Нуране, хихикнув, чуть отстранилась, с вызовом глянула на него и вернулась к поцелуям, шехзаде резко перевернулся и толкнул ее, залившуюся звонким смехом, на подушки. — Ну как скажешь.
Дворец санджак-бея в Трабзоне.
Дворцовый лазарет.
С наступлением ночи ей стало еще хуже. Дышать было так трудно, словно легкие налились металлом. От слабости она даже не могла поднять руку с постели, не прикладывая для этого нечеловеческие усилия. Анна заходилась кашлем весь вечер, и когда этой ночью у нее, лежащей в одиночестве в лазарете, начался очередной приступ, она с содроганием почувствовала что-то липкое на ладони, которую прижимала ко рту. Чуть отодвинув ее, девушка испуганно посмотрела на ладонь и увидела налипшую на нее кровь.
— Кто-нибудь! — попыталась она позвать на помощь, но голос ее был так слаб, что это было больше похоже на шепот, чем на крик.
Она тут же снова зашлась кашлем, и на подушку полетели кровавые брызги, вызывая у нее ужас. С огромным трудом привстав с подушки, Анна попыталась спустить ноги на пол, чтобы дойти до дверей и сказать агам за ними, что ей нужна помощь, но тело не слушалось ее, а кашель становился все сильнее, раздирая легкие, которые и без того полнились болезненной тяжестью.