Муж уже спал, и его тихое размеренное дыхание раздавалось где-то над головой, а Эсма Султан, лежа на его откинутой в сторону руке, без сна смотрела в темноту и прислушивалась к себе, не зная, что ей чувствовать. Странное ощущение вины заволокло ее, словно она совершила что-то такое, чего не должна была делать. Наверное, это в ней говорили отголоски любви к Серхату Бею, которые все еще тлели в ее сердце. Но другая ее часть, уже неразрывно связанная с новой жизнью, была пугающе умиротворена.
Беспокойство, страх быть забытой, тайная ревность мужа к его бывшей жене и дочери — все это отошло в сторону. Султанша совершенно точно больше не была несчастна и понимала, что этот хрупкий покой может быть разрушен, если она не станет за него бороться. Чтобы снова обрести счастье, ей придется навсегда забыть свои прежние чувства и дать взрасти новым, которые только-только распустились, норовя быть безжалостно затоптанными теми, кому они были неугодны.
Утро следующего дня.
Топкапы. Покои Бельгин-хатун.
Полулежа в постели в силу недомогания, Бельгин, которая в это утро пребывала в удивительно бодром настроении, завтракала и болтала со своей служанкой Нисан-хатун. Но стоило дверям распахнуться, они прервались и обернулись на вошедшего в опочивальню повелителя. Бельгин сразу же расцвела и отставила блюдо с булочкой обратно на поднос, который стоял на постели рядом с ней, а Нисан-хатун подскочила и, поклонившись, вышла в коридор.
— Повелитель! — с улыбкой, полной радости, воскликнула Бельгин. — Вы вернулись, хвала Аллаху.
Польщенный ее счастьем видеть его, султан Баязид сел рядом со своей фавориткой на ложе и, протянув руку, коснулся ладонью ее щеки. Бельгин прильнула к ней, не переставая лучиться улыбкой.
— Ну как ты здесь? Омер Эфенди заглядывает к тебе?
— Тот лекарь? — уточнила Бельгин и, увидев кивок, чуть помрачнела. — Да, он часто меня осматривает, следит за моим здоровьем. Но как я не пытаюсь что-нибудь у него узнать, он все молчит. Я чувствую себя уже много лучше. Этот эфенди дает мне какие-то отвары и еще сказал носить вот это и никогда не снимать.
Бельгин сжала пальцами висящий у нее на шее треугольник из коричневой кожи, который источал едва уловимый травяной запах. Повелитель забрал его из ее пальцев, осмотрел и серьезно кивнул.
— Омер Эфенди — умелый лекарь. Делай, что он скажет и, дай Аллах, родишь мне здорового наследника.
С полной любви улыбкой Бельгин взяла обеими руками крепкую ладонь своего господина и, успевшая по нему истосковаться, поцеловала ее.
— Побудете со мной немного? Или у вас много дел?
— Я еще не завтракал, пусть нам накроют стол на балконе.
Фаворитка счастливо посмотрела на него и позвала Нисан-хатун, которой передала желание повелителя. После трапезы они вдвоем наслаждались последними теплыми днями ускользающего лета, нежась в солнечных лучах на балконе. Они сидели на одной подушке, и Бельгин, сияющая внутренним светом, с умиротворенной улыбкой полулежала в объятиях повелителя, по которому столько дней тосковала. А султан Баязид задумчиво поглаживал ее по животу и молчал. Его явно что-то тяготило, но Бельгин не стала его допрашивать, чтобы не раздражать, уже зная, что он сам решит, когда и чем ему с ней поделиться.
— Как шехзаде Осман? — осторожно спросила она, нарушив затянувшееся молчание. — Надеюсь, ваша поездка в Эдирне пошла шехзаде на пользу? Столько горя ему довелось пережить в столь юном возрасте.
— Это горе его изменило, как и меня, — мрачно ответил султан Баязид. — Он злится на меня, думая, что я сослал его мать. Понятно, что сын хочет быть рядом с матерью, но он научится жить без нее. Хотя, конечно, ему будет непросто. Осман все еще переживает потерю брата, но старается скрыть это, думая, что в слезах есть что-то постыдное. Для мужчин, верно, есть, но не в тех случаях, когда мы оплакиваем близких.
— Дай Аллах, со временем шехзаде примирится с произошедшим, и между вами с сыном вновь воцарятся мир и покой.
Повелитель чуть улыбнулся ее словам, полным искреннего сожаления, и поцеловал ее в волосы, золотящиеся в лучах солнца.
— Я бы взял тебя с собой в Эдирне, если бы ты чувствовала себя получше. Уверен, тебе пришлись бы по нраву тамошняя природа и чистый воздух.
— Жаль не вышло, — вздохнула Бельгин, но тут же с робкой надеждой воскликнула: — Но мы же сможем, когда родится ребенок, побывать там вместе?
— Как-нибудь съездим, — усмехнулся султан и, еще раз ее поцеловав, разомкнул объятия, заставив девушку сесть ровно. — Мне пора, милая. Я еще зайду, а ты побольше отдыхай и не забывай хорошо есть, чтобы поправиться.
Подавив сожаление из-за его ухода, Бельгин заставила себя улыбнуться и, встав, на прощание поцеловала руку падишаха. Наградив ее теплым взглядом, он ушел, а фаворитка, грустно вздохнув, оглянулась на красивый вид, открывающийся с балкона.
Топкапы. Гарем.
Когда евнух объявил о повелителе, весь гарем повскакивал с мест и выстроился в два длинных ряда по обе стороны от распахнутых дверей ташлыка. Рабыни склонились в поклонах, когда султан Баязид, не глядя в их сторону, прошел мимо широким шагом. Нефизе-хатун и Афсун-хатун с двух противоположных рядов обменялись враждебными взглядами. Их соперничество не угасало, а, наоборот, с каждым днем полыхало все сильнее. Гарем стал разбредаться обратно по своим делам. Нефизе в окружении подруг снова разместилась на тахте, а Афсун направилась было к лестнице, ведущей на этаж фавориток, но услышала язвительный голос за спиной.
— Бедная Афсун. Падишах, не успел вернуться во дворец, сразу же помчался к Бельгин, а в твою сторону даже не взглянул. Выходит, не очень-то он обрадовался тому, что тебе посчастливилось случайно забеременеть там, в Трабзоне, после единственной твоей ночи.
Остановившись, Афсун с усталым видом обернулась и обнаружила, что все на нее смотрят в ожидании того, что она на это ответит. Чтобы не уронить себя в глазах гарема, Афсун вынужденно ответила, хотя и не имела никакого желания в очередной раз связываться с этой злобной и недалекой Нефизе:
— Ты лучше себя пожалей, Нефизе. Тебе-то после единственной твоей ночи понести не посчастливилось. Пусть падишах не смотрит в мою сторону — я рожу ему ребенка и войду в его семью, а ты так и останешься не у дел. Будешь и дальше исходить ядом здесь, в ташлыке, и мучиться от зависти ко всем, кто тебя превзошел.
Высокомерно вскинув темноволосую голову, Нефизе медленно поднялась с тахты и под взглядами притихшего гарема угрожающе-неспешно подошла к решительно нахмуренной Афсун, которая демонстрировала твердое намерение постоять за себя и на этот раз.
— Это ты что ли превзошла меня? — процедила Нефизе и презрительно хмыкнула. — Рано радуешься, Афсун-хатун. Как бы потом плакать не пришлось. Ведь кто знает, что может случиться? Упаси Аллах, поскользнешься в хамаме или упадешь с лестницы — и нет ребенка.
Помрачнев, Афсун в ответ на язвительную усмешку Нефизе улыбнулась подчеркнуто вежливо.
— Тебе не о чем беспокоиться. Я очень осторожна и вряд ли подобное случится. Но ты права, Нефизе. Всякое возможно. Ты бы тоже поостереглась наперед. Поскользнуться в хамаме может ведь каждая. Не хотелось бы, чтобы твоя красивая шейка переломилась. Кто же тогда будет склоки устраивать в гареме, если не Нефизе-хатун?
Смерив ее холодным взглядом, Афсун не стала дожидаться ответа, развернулась и направилась в свою комнату, чувствуя спиной прожигающий взгляд. Увы, она не увидела, что в серых глазах Нефизе кипело и другое чувство, куда более опасное. Обернувшись на подруг, Нефизе злобно улыбнулась, хотя взгляд ее кипел ненавистью, и те напряженно переглянулись, понимая, что это означает.