Но прежде, чем отправиться в дорогу, наемники потребовали еще золота, которого у Эдже, увы, не осталось. Ни один из них не пожелал остаться подле нее без платы. Серхат заверил Эдже, что он сможет должным образом защитить ее, если потребуется, хотя его рана по-прежнему его беспокоила, хоть он и не подавал виду. Эдже, признаться, страха за свою жизнь не испытывала. Все, о чем она могла думать, это одержимое желание найти Артаферна. Теперь, когда они знали примерное направление и длительность пути — около двух суток — поспешили покинуть Александрию.
На пути у них стоял Каир — самое опасное место, поскольку этот город был нынешней столицей Египта, где сосредотачивались силы Османской империи, правящей этими землями с помощью наместника-паши. Понимая, что соваться в столицу прямо к нему в руки глупо, Эдже решилась, не имея другого выхода, идти через пустыни, но держась поближе к Нилу и египетским городам, которые сосредотачивались на обоих берегах своей священной реки, дающей им жизнь в столь безжалостном краю.
Путь до Луксора обещал быть трудным — таким он и оказался. Днем они изнемогали от жары, из-за которой густой воздух трепетал над песками — марево неподвижно висело над пустыней, не давая им продохнуть. Сухой горячий ветер то и дело поднимал в воздух песок, образуя песчаные бури, и тот забивался в нос и резал глаза. Солнце невыносимо пекло, и не было спасения от его вездесущих лучей, опаляющих все вокруг. Они, подобно каравану бедуинов, странствующему по пустыне, верхом на горбатых спинах верблюдов преодолевали это бесконечное царство песков и его высокие дюны и барханы — песчаные холмы, образующиеся под воздействием постоянно дующих в пустыне ветров.
Ночи же были очень холодными, и когда солнце опускалось за линию горизонта, наступала непроглядная темнота, овеянная ледяным дуновением ветра. И тогда путники вынужденно останавливались на привал, сооружая на ночь небольшой шатер, купленный в Александрии, где они прятались от ночного холода пустыни и отдыхали после утомительного пути.
К счастью, продлился тот всего пару суток, и Эдже с облегчением выдохнула, когда они, наконец, оказались там, куда она так отчаянно стремилась. Луксор был скромнее Александрии размерами, но хранил в себе немало прекрасных сооружений древности, напоминающих о правлении фараонов и об их священной власти.
Сам город они толком и не увидели — сразу поспешили в храм царицы Хатшепсут, расположенный в долине Дейр эль-Бахри. Эдже, еще издалека увидев огромный храм, вырубленный прямо в скалах, почувствовала волнение после стольких трудностей, пережитых ею ради этого мгновения, когда она сможет понять, права ли оказалась в своей догадке или же ее надежда найти какие-нибудь зацепки относительно положения Артаферна тщетна.
По мере их приближения храм все рос и ширился, поражая своими размерами, необыкновенной красотой и витающим вокруг него духом древности. Усыпальница царицы имела три просторные террасы, которые располагались на разных уровнях, каждая возвышаясь над предыдущей, и соединялись пологими пандусами. Вокруг было безлюдно и необычайно тихо, отчего в груди у Эдже поселился невольный трепет перед величественностью этого сооружения древности и в силу ореола таинственности, окружающего его.
Оставив верблюдов у входа, Эдже с Серхатом обменялись напряженными взглядами и неторопливо двинулись вперед. Оглядываясь в этом таинственном месте, они без проблем преодолели все три террасы. В конце каждой из них были галереи с колоннами, поддерживающими перекрытие, стены которых были украшены потускневшими в столетиях рельефами, повествующими о жизни царицы Хатшепсут. Дальше располагались пандусы, которые и вели на вышестоящую террасу.
На самой верхней террасе все было неуловимо иначе. Судя по изображениям на стенах этот ярус предназначался для проведения ритуалов. Об этом говорил и большой каменный алтарь в конце зала. Эдже, стоя посреди этой галереи с колоннами, подняла голову и посмотрела в уходящие далеко вверх своды храма. Душа ее полнилась горьким разочарованием и досадой.
— Здесь ничего нет, — обреченно, будто вынося приговор, произнесла женщина.
Серхат, поглядев на нее, с сожалением поджал губы.
— Простите, госпожа, но я предвидел это. Что мы могли обнаружить в заброшенном храме? Только пыль, да древние росписи на столь же древних стенах.
— Тогда зачем же Артаферн написал имя Хатшепсут, этой правительницы Древнего Египта, в своей записке? — недоумевала Эдже, присев на какое-то возвышение, которое прежде, верно, было основанием для одной из статуй царицы. После ее смерти они были разрушены тем фараоном, которого она когда-то лишила власти ради собственного незаконного правления.
Серхат не успел ответить, так как за его спиной в высоком проеме, через который они вошли в зал, с одной его стороны с оглушительным грохотом сдвинулась с места каменная перегородка и, сотрясая стены храма, стала двигаться навстречу противоположной стороне проема. Понимая, что это отрежет им единственный выход, Серхат и Эдже, мгновенно оценив ситуацию несмотря на свое потрясение, тут же бросились к проему. Но он закрылся за миг до того, как они его достигли, и оба натолкнулись на каменную перегородку. В храме вновь воцарилась тишина, а пыль, взлетевшая было в воздух, стала медленно-медленно оседать.
— Какого черта? — Эдже, запыхавшись, обескураженно обернулась на напряженного Серхата. — Что это было?!
Серхат не отвечал — он оглядывался так, словно ждал, что вот-вот откуда-нибудь на них бросится неведомый враг. Эдже последовала его примеру и, вытащив из-за пояса кинжал Артаферна, сжала его рукоять. Сначала они этого не заметили, но когда странный бледновато-белый туман, пребывая откуда-то, стал густо стелиться по полу и, клубясь, понемногу подниматься, Эдже почувствовала как сначала кончики ее пальцев на ногах и руках онемели, а после эта непонятная слабость стала ползти вверх по ее рукам и ногам, словно высасывая из тела жизненные силы.
— Что это?.. — прислонившись к стене в настигшем ее бессилии, испуганно прошелестела Эдже, но взгляд ее уже затуманился, и она чувствовала, как медленно съезжает вниз по стене.
Кинжал выпал из ее онемевших пальцев и, звякнув, упал на пол. Этот звук был последним, что уловил одурманенный разум Эдже, после чего она потеряла сознание.
Очнувшись же, она с огромным трудом разлепила отяжелевшие веки и тут же напряглась всем телом, вспомнив о случившемся. Эдже обнаружила себя лежащей на больших подушках, разложенных прямо на полу, в некой просторной комнате без окон с каменными стенами, расписанными все теми же древними фресками. На плетеном столике рядом лежала какая-то красная ткань, сложенная в несколько раз, и большая резная шкатулка, выполненная в египетском стиле. Голова ее полнилась болью, но, стараясь не обращать на это внимания, Эдже села на подушках и с большим трудом встала на ноги — ее все еще слабое тело плохо ее слушалось.
Она почти сразу увидела напротив себя дверь без ручки и, поспешив к ней, со всей возможной силой толкнула ее двумя руками, но та не поддалась. Заперто. Ощупав себя, Эдже разочарованно выдохнула — кинжал тоже забрали. Ее заперли здесь, но кто? И где сейчас Серхат? Тоже где-то заперт? Ничего не понимая, Эдже в напряженных размышлениях огляделась в комнате. Она была уверена, что этот храм давно заброшен. Он был лишь одним из многих сооружений древности, напоминающим о былом величии Египта. В его стенах никто не должен был жить и уж тем более усыплять ее каким-то дурманом и запирать.
Минуты утекали, но ничего не происходило. Эдже, запертая в этой странной комнате, уже успела исходить ее вдоль и поперек в нервном напряжении, а теперь с мрачным видом сидела на подушках и ждала, когда же что-нибудь случится. Хоть что-нибудь. Неизвестность ее пугала, а мертвая тишина, царящая вокруг, давила своей тяжестью. И вот, наконец, за дверью послышались шаги. Услышав их, Эдже тут же насторожилась, и подскочив с подушек, спряталась у двери, чтобы вошедший, открыв ту, не смог ее увидеть.