Эдже давно уже испытывала жажду и сделала несколько жадных глотков из медного кубка, но только после этого заподозрила неладное. Вкус “воды” был горьковато-сладким, а взгляд Майты полнился чувством вины и сожалением.
— Что я выпила? — чувствуя, как уже знакомо немеют пальцы на ногах и руках, требовательно посмотрела на нее Эдже.
— Простите… — уже как сквозь толщу воды раздался голос Майты.
Она помогла Эдже, взгляд которой уже заволокла мутная пелена, опуститься на подушки и бережно положила ее голову на одну из них. Отчаянно цепляясь за ускользающую реальность, Эдже ухватилась пальцами за ткань туники Майты на плече, но вскоре ее рука обмякла и безвольно упала на подушки, когда темнота, наконец, целиком поглотила женщину.
Придя в сознание, она словно оказалась в своем сне, о котором уже успела давным-давно позабыть. Тогда она не придала ему значения, решив, что сон этот — следствие ее тревожных мыслей об Артаферне и ее попыток понять, как же тот связан с Египтом и его древней царицей. Но теперь Эдже понимала — то был не сон, а пророческое видение. Провидение в который раз предупреждало ее, но она не сумела понять.
И вот теперь она лежала совсем как в том сне на широком каменном пьедестале, облаченная в свободную длинную тунику красного цвета. На ней сверкали старинные драгоценности из золота, поражающие своей тяжестью. И не было ни единой возможности пошевелиться, так как руки ее и ноги были скованы золотыми цепями, тянущимися откуда-то из-под пьедестала, больше похожего на алтарь. Судя по тому, что сейчас происходило, он им и являлся. Сердце Эдже все тревожнее трепетало у нее в груди, когда она вспоминала о жертвоприношении.
Со всех сторон до нее доносилось пробирающее до мурашек многоголосое бормотание на неизвестном ей языке, которое пугало также сильно, как и во сне, своей идеальной синхронностью. Жрецы в одинаковых красных туниках обступили ее кругом, стоя на коленях. Они подняли свои лица с закрытыми глазами к бесконечно высоким сводам храма, в которых эхом отозвались их голоса.
Прямо над лежащей на алтаре Эдже в далеком потолке было большое круглое отверстие, через которое виднелся кусочек лазурного неба. Эдже помнила, как она жаждала в том сне, чтобы сквозь это отверстие на нее пролился солнечный свет, почему-то подозревая, что он положит конец этому действу. Но храм все оставался тонуть в полумраке, лишая ее последней надежды на спасение.
И когда спустя долгие минуты по-прежнему ничего не произошло, жрецы вдруг умолкли. Эдже замерла в напряжении, видя, как они медленно поднимаются с колен в мертвой тишине, воцарившейся в стенах храма. Один из них — единственный, на ком был странный головной убор из золота, по всему, демонстрирующий его главенствующее среди жрецов положение — медленно двинулся к ней, на ходу доставая из-за пояса туники кинжал с драгоценной рукоятью, выглядящий как древняя реликвия.
Похоже, настало время принести ее в жертву, и на лицах разочарованных жрецов отражалась жажда поскорее воплотить в реальность свое кровавое намерение. В настигшем ее ужасе Эдже пошевелила скованными руками, и золотые цепи разразились металлическим звоном, но они были так тяжелы, что женщина даже не могла как следует приподнять свои руки. А жрец с обнаженным кинжалом, лезвие которого угрожающе блестело, уже возвышался над ней с решительным лицом и взглядом, горящим одержимостью. Под возобновившееся бормотание остальных он двумя руками сжал рукоять кинжала и воздел их над головой, занеся для смертельного удара.
И вдруг в этот самый миг, который, как думала Эдже, должен был стать последним в ее жизни, из круглого отверстия в потолке на нее неожиданно излился яркий солнечный свет, от которого она невольно зажмурилась. Несколько секунд ничего не происходило, но тут солнечный свет, озаряющий ее, померк. Эдже осторожно приоткрыла глаза и, повернув голову вбок, в изумлении увидела, что жрец с кинжалом отступил от нее, и теперь они все стояли перед ней на коленях, опустив головы так низко, что касались лбами пола. Царила гнетущая тишина. Никто из них не двигался, словно жрецы превратились в каменные изваяния. Эдже не знала, что ей делать но, уловив в их позах раболепие, решила все же произнести:
— Освободите меня.
Тут же несколько жрецов поднялись и, подойдя к ней, стали снимать с нее тяжелые золотые цепи. Освободившись, Эдже спустила босые ноги с алтаря на каменный пол и потерла затекшие запястья. Намереваясь проверить, действительно ли они теперь ей подчиняются, Эдже молвила:
— Поднимитесь.
И как по волшебству остальные жрецы мигом поднялись с колен и встали в одинаковых позах — со сложенными перед собой руками и с опущенной головой, как верные слуги. Волна облегчения затопила ее, и уже зная, каким будет ее следующий приказ, Эдже не без удовольствия распорядилась куда более уверенно:
— Те двое мужчин, которые заточены в темницах — немедленно освободить их и привести ко мне.
— Прошу простить нас, великая госпожа, но они сбежали, — ответил ей Верховный жрец, не поднимая головы.
Признаться, лицезреть покорный и виноватый вид человека, недавно намеревавшегося ее убить, приносило Эдже удовольствие, но это чувство уступило тревоге, когда она узнала о бегстве Артаферна и Серхата. Они же не могли бросить ее? Нет, это решительно невозможно. Они, верно…
Эдже не успела закончить эту мысль, как в зал, утопающий в полумраке, вошли две высокие тени. Она замерла в недоверии, различив в одной из приближающихся мужских фигур до боли знакомый контур плеч, а после и родное лицо, только изнеможенное, изменившееся за то время, что они были в разлуке. Жрецы, увидев мужчин, насторожились, но Эдже жестом велела им ничего не делать и, не совсем сознавая, что происходит, неуверенно двинулась навстречу Артаферну.
С каждым шагом она все больше ускорялась, и когда до улыбающегося ей Артаферна оставалось всего несколько шагов, она уже почти бежала. С силой врезавшись в него и отчаянно обхватив за крепкую шею, Эдже прикрыла глаза и, не веря своему счастью, почувствовала, как их наполнили слезы. Слез она сдержать не смогла, и вот уже Артаферн, отстранившись, как сумасшедший целует ее мокрое от слез лицо, а Серхат, стоя в стороне, подавляет улыбку, наблюдая за ними с едва заметной тенью печали в глазах.
Когда они уже уединились в роскошной комнате Верховного жреца, которую тот покорнейше отдал в распоряжение своей “великой госпожи”, Эдже, не выпуская из объятий Артаферна, на колени которого села, в красках описала им ритуал жрецов и его неожиданный исход, но загадочные улыбки на лицах мужчин заставили ее рассмеяться в настигшей ее догадке.
— Так это были вы?
— Пришлось повозиться, надо признать, — так знакомо ухмыльнулся Артаферн, что Эдже не удержалась и поцеловала его в который раз. Он отреагировал, как всегда спокойно, наградил ее теплым взглядом и невозмутимо продолжил рассказ: — Нас пришли кормить. Прежде я не пытался сбежать, так как понимал, что делать это в одиночку бессмысленно — один против безликих я не справлюсь. Но когда нас стало двое, то все оказалось проще. Серхат, схватив за руку безликого, который через решетку просунул ему плошку с едой, изловчился и свернул ему шею. Не знаю, где ты его отыскала, но с таким не пропадешь, — он признательно посмотрел на Серхата, и тот серьезно кивнул ему в знак благодарности. — У него оказались ключи от темниц, как у смотрителя над заключенными. Выбрались и по пути удачно встретили одну из рабынь, которая сказала, что ритуал уже начался и объяснила, конечно, не по своей воле, а с мечом у горла, что он из себя представляет и чего хотят жрецы. Я подумал, что вряд ли солнечный свет сам по себе вдруг проникнет в храм через отверстие в потолке при том, что солнце даже не было в зените. Мы решили использовать зеркало — чтобы найти его, пришлось побегать, да еще так, чтобы остаться незамеченными, но мы нашли его в одной из комнат жрецов.
— Вы затащили его на крышу и с помощью него отразили солнечный свет так, чтобы он упал в отверстие прямо на меня? — догадалась Эдже и, увидев кивок Артаферна и довольную усмешку Серхата, хмыкнула: — Неплохо.
— И главное — вовремя, — насмешливо добавил Серхат. — Думаю, задерживаться здесь не стоит, госпожа. Люди султана по всему Египту рыщут в поисках нас. Нужно убираться из Египта, да и вообще из империи.