И если Мурад ещё иногда поглядывал на неё, стоящую немного в стороне, и тепло улыбался, то Нилюфер делала вид, что её вообще здесь нет.
Чувствуя себя брошенной, Эсма Султан отправилась беседку, из которой было видно поляну, на которой должна была проходить тренировка, и оттуда бросала на Нилюфер неприязненные взгляды, а на брата призывные и в то же время полные разочарования.
Занятая ревнивым наблюдением за их общением, Эсма Султан не сразу заметила приближающегося к поляне высокого широкоплечего мужчину с чёрными волосами, который обладал сильно развитой мускулатурой и выглядел несколько устрашающе.
Она растерянно моргнула, увидев его уже в тот момент, когда он подошёл к Мураду и Нилюфер. Несмотря на свой внушительный рост, Серхат Бей двигался на удивление легко и как-то даже грациозно.
Когда он обернулся через плечо, обратив прямо на неё свои карие глаза, и поклонился, Эсма Султан вздрогнула и ощутила, как сердце ускорило свой темп, но не могла найти этому объяснения.
Теперь всё её внимание было сосредоточено на Серхате Бее, а о брате и Нилюфер она позабыла, как и о своей ревности. Взяв в руки меч, который показался ей очень тяжёлым и пугающе опасным, Серхат Бей стал показывать какие-то движения с ним, ловко и столь умело орудуя мечом, будто он был продолжением его руки.
И чем дольше Эсма Султан за ним наблюдала, тем сильнее ощущала какое-то странное непонятное чувство, сдавившее её грудь. Он был так красив, силён, столь умело орудовал мечом, с такой притягательной спокойной уверенностью держал себя, что она была буквально сражена им.
Жадно ловя каждое его движение и то, как солнечные лучи играли в его чёрных волосах, обрамляющих красивое волевое лицо с резкими чертами и пронизывающими карими глазами, взгляд которых она так желала вновь ощутить на себе, султанша проклинала своё легкомыслие и ветреность, но в то же время беспрекословно поддавалась чувствам, которые искрой вспыхнули в её своенравном сердце.
Адриатическое море.
Казалось, это плавание никогда не закончится. Шли дни и ночи, до тошноты одинаковые, но за маленькими круглыми окнами по прежнему колыхалась бесконечная водная гладь.
Запертые в трюме рабыни, в большинстве смирившиеся со своей судьбой, только и делали, что лежали на своих грязных подстилках, без аппетита жевали противное варево, которое им давали пираты, а остальное время проводили за разговорами.
Спустя некоторое время Фелисия всё знала обо всех, кто был заперт вместе с ней в трюме. Сама же не стремилась о себе рассказывать, боясь открыть правду.
О побеге она не помышляла, несмотря на знание того, как выбраться из трюма. Попросту боялась того, что её постигнет судьба Джины и Катрины, да и верила в то, что побег невозможен. На палубе пираты и, как только она выберется из трюма, её тут же поймают и выбросят в море.
Так бы всё и шло своим чередом, но всё изменилось в одну из ночей.
Проснулась она неожиданно резко и испуганно вздрогнула, непонимающе нахмурившись в поисках причины этого. В трюме было темно, а значит, ещё глубокая ночь. Приподнявшись на локте на своей подстилке, Фелисия огляделась.
Призрачно-голубое лунное свечение проникало сквозь маленькие круглые окна в тесное помещение под палубой корабля, оставляя на пыльном полу круги из света.
Все рабыни спали и даже Анна, лежащая на соседней подстилке, мирно посапывала, спрятав голову под рукой.
Но, прислушавшись, Фелисия уловила какой-то странный то ли шорох, то ли приглушённый скрип. Он исходил со стороны двери и, насторожившись, девушка осторожно поднялась на ноги и крадучись направилась туда.
На верхней ступеньке крутой лестницы под дверью сидела рабыня и, стараясь не шуметь, копошилась возле двери, толкая её вверх и держась за неё снизу, где была небольшая щель между самой дверью и полом, через которую пробивался лунный свет с палубы.
— Джоанна? — шёпотом позвала её Фелисия, желая спросить, что она делает, но не успела.
Видимо, сильно испугавшись, Джоанна резко обернулась, но, сидя на краю верхней ступеньки, не удержала равновесие и, покачнувшись, кубарем покатилась по крутой лестнице.
От грохота проснулись остальные рабыни, а Фелисия, испугавшись, подбежала к лежащей в неестественной позе у подножия лестницы Джоанне. Она была жива, но, видимо, сильно ушиблась, так как плакала, тихо поскуливала и тяжело дышала.
— Что такое? — спросила одна из рабынь, задав вопрос, который мучил всех.
— Джоанна упала с лестницы, испугавшись, что я застала её за попыткой побега, — объяснила Фелисия, осматривая девушку и пытаясь понять, не сломано ли у неё что-нибудь. — Она пыталась открыть дверь.
По трюму прокатилась волна перешёптываний.
— Она мертва? — мрачно спросила Анна, подойдя к ним и сев на корточки.
— Нет, — вынесла вердикт Фелисия, хотя не была в нём уверена. — У неё что-то с ногой и плечом. Нужно позвать их.
— Они выбросят её в море! — ужаснулась Анна.
Не ответив, Фелисия распрямилась, решительно поднялась по крутой лестнице к двери под десятками напряжённых взглядов и сильно постучала в неё.
— Эй! Кто-нибудь!
— Что ты делаешь?! — пыталась вразумить её Анна, но резко замолчала, когда послышался скрежет открывающегося засова.
Все рабыни испуганно сжались на своих подстилках, а Фелисия отступила обратно к лежащей на полу Джоанне.
Дверь с протяжным скрипом открылась, и в лунном свете обрисовалась высокая, но неожиданно тонкая мужская фигура. На мгновение она застыла, видимо, смотря на Фелисию и Джоанну, а после двинулась. По крутой лестнице в трюм спустился молодой мужчина в поношенной одежде, хмурый, напряжённый и озадаченный.
Он прежде никогда не показывался в трюме. Видимо, он был простым воином из числа команды Махмуда Реиса, а этой ночью нёс дежурство на палубе.
Мужчина выглядел не как все пираты: бледный, а не смуглый, с тёмными волосами и голубыми глазами; у него был прямой нос, а не острый с горбинкой. Очевидно, он родился не в Османской империи. Тоже раб, пленённый в Греции или в той же Венеции? В целом его можно было назвать приятным внешне, но его лицо портил шрам, проходящий через всю левую щеку.
— Что с ней? — на неожиданно внятном итальянском языке спросил он, кивнув подбородком в сторону лежащей на полу Джоанны, а после посмотрев прямо на Фелисию.
Что-то промелькнуло в его взгляде, будто он узнал её, но тут же исчезло. Он как-то странно вглядывался в её лицо, силясь то ли сравнить его с каким-то другим лицом, то ли разглядеть получше.
— Она упала с лестницы, — дрожащим от волнения голосом ответила Фелисия. Длинные каштановые волосы — спутанные и грязные — падали ей на лицо, и она раздражённо смахнула их на спину. — Что-то с ногой и плечом. Что делать?
Мужчина мельком посмотрел на Джоанну, а затем раздражённо вздохнул.
— Это не мне решать. Утром разберутся. А пока положите её на её место и не трогайте.
Недовольная его решением, Фелисия необдуманно дёрнулась следом за развернувшимся мужчиной, который уже принялся подниматься по лестнице.
Услышав шаги, он обернулся и тут же заслонил собой призывно открытую дверь, так и манящую на залитую лунным светом палубу.
— Назад.
— До утра она не доживёт, если ей не помочь, — упрямо нахмурившись, процедила девушка.
— Чем я могу ей помочь? — смотря на неё с усталым раздражением, спросил он. — Отойди от двери. Мне нужно уходить, пока не увидели, что я был в трюме.
Мужчина снова развернулся, чтобы уйти и уже дошёл до двери, как замер. Обернувшись, он взглянул на своё предплечье, которое сжала тонкая женская рука. Убийственно медленно он перевёл взгляд на Фелисию, смотрящую на него с вызовом и в то же время умоляюще.
— Не хочешь оказаться на её месте, убери руку, — процедил он, и когда Фелисия испуганно отдёрнула руку и медленно отступила на несколько ступеней вниз, ушёл, закрыв дверь на засов.
До утра Джоанна не дожила. Её смерть напугала рабынь, на глазах которых она испустила последний вздох. Обнаружив труп, пираты молча вынесли его и, видимо, выбросили в море, так как до трюма донёсся едва слышный всплеск воды.