В действительности Карахан Султан, которую она там нашла, была мрачнее тучи. Она восседала на диване, откинув одну руку на его спинку, и с задумчивостью смотрела на простирающийся с балкона вид. Осторожно поглядев на нее, Элиф Султан подошла и поклонилась.
— Простите, если потревожила вас, султанша. Я зайду позже, если вам угодно.
— Проходи, садись, — оторвавшись от своих раздумий, Карахан Султан посмотрела на нее с теплом и кивнула на подушку у своих ног. — Что такое, Элиф? Ты вся светишься. Неужели у нас в столь темное время есть повод для радости?
— Знаю, радость моя неуместна в том положении, в котором мы все оказались, но… — виновато заговорила фаворитка, и, помедлив, не сдержала своей лучезарной улыбки. — Я жду ребенка, и это осветило мой день, как теплые лучи освещают землю с восходом солнца после темной холодной ночи.
— Вот как? — приятно удивилась Карахан Султан и, протянув руку, коснулась ею щеки улыбающейся девушки, которая и сама была для нее подобно лучику света. — Я очень рада за тебя, милая, и, надеюсь, ты подаришь моему льву еще одного славного наследника. Видит Аллах, ему сейчас необходимы добрые вести…
От этих слов Элиф Султан омрачилась и, забыв обо всех обидах и ревности, которая и разрушила их с Гюльнур Султан дружбу, тихо спросила:
— Как Гюльнур? Я все надеюсь, что она начнет поправляться, сможет побороть это недуг и… клянусь, я буду рада, если она выживет и сможет снова стать матерью. Никому не пожелаю того горя, какое она пережила, потеряв Мехмета.
Карахан Султан отвернулась и вздохнула.
— Обрадовать мне тебя нечем… Лекари уповают лишь на то, что она не будет долго мучиться и покинет нас поскорее.
Понурив светловолосую голову, Элиф Султан ощутила обжигающее чувство вины. В такое время она должна была быть рядом с подругой, но страх, что и она станет жертвой этой лихорадки, был сильнее любых других чувств. Да, это было эгоистично, но султанша не хотела покинуть этот мир как ее подруга, когда под сердцем у нее был ребенок. Да и Гюльнур было уже нечего терять — она похоронила все свои надежды вместе с сыном, а у нее, Элиф, было двое маленьких детей, которые в таком месте, как гарем, не выживут без материнской любви и защиты.
Прервав их единение, на террасу вошел Радмир-ага и поклонился.
— Султанши. Я с новостями.
Обе женщины тут же напряглись и, переглянувшись, обратили к евнуху испуганные взгляды.
— Умерла?.. — дрожащим голосом пролепетала Элиф Султан.
— Нет, новости куда более приятные. Нуране-хатун, фаворитка нашего шехзаде, беременна.
Элиф Султан вздрогнула от неожиданности и потупила взор, чувствуя, как ее целиком наполнили жалящая ревность и негодование. Эта щуплая венецианка, не отличающаяся ни красотой, ни умом, тоже беременна? Да уж, приятнее новости не найти. В отличие от нее Карахан Султан надменно хмыкнула, всем своим видом выражая «радость» относительно этой новости.
— Еще один ребенок? Скоро я не смогу сосчитать всех своих внуков, если и дальше дело так пойдет… Ну что же, видно, Аллаху так угодно. Ты проследи, чтобы за ней был должный уход, Радмир. Одно меня радует в этой новости — Нуране-хатун отныне закрыт путь в покои моего льва, а, значит, он открылся для другой. Элиф Султан тоже ждет ребенка, и ее я отправить не могу, — та поглядела на султаншу уязвлено, но тут же опустила глаза, не смея противиться воле своей госпожи. — Вот и черед Дилафруз-хатун снова настал. Как только шехзаде оправится от потерь, отправим ее. А пока следите за порядком в гареме. Я не хочу паники в связи с этой лихорадкой, что бродит по дворцу. Пусть лекари осмотрят гарем. Не хватало нам еще эпидемии…
— Я понял, — покорно склонил голову Радмир-ага. — С вашего позволения.
Новость о плачевном состоянии бывшей подруги расстроила ее, и Элиф Султан отпросилась у султанши к себе. Та одобрила ее решение и посоветовала пореже выходить из покоев ради их с детьми безопасности. Ступая по коридору в сопровождении служанок, Элиф Султан хмурилась в тревоге за Гюльнур Султан и за себя с детьми, когда ей навстречу вышла Альмира-хатун, которая служила этой змее Бахарназ Султан. Увидев ее, Элиф Султан вмиг насторожилась, так как помнила, что служанка должна была ей сообщить, когда Бахарназ Султан велит ей выполнить ее поручение.
— Султанша, мне было велено передать вам кое-что, — приглушенно заговорила Альмира-хатун и покосилась на служанок у той за плечами.
Мрачно поглядев на нее, Элиф Султан жестом велела своим служанкам отойти, и те послушно удалились на несколько шагов.
— Я слушаю.
— Этой ночью пусть одна рабыня по имени Ализе-хатун окажется в покоях моей госпожи и покусится на ее жизнь с помощью этого, — служанка ловко вытащила из рукава кинжал, который Элиф Султан сразу же узнала и напряглась. — Надеюсь, вы понимаете, что кинжал не должен причинить вреда госпоже. И еще… госпожа велела мне напомнить, что ваша матушка все еще спрятана в том месте, которое известно лишь ей, и она останется в живых до тех пор, пока вы будете покорнейше исполнять все то, что моей госпоже угодно.
— Передай своей госпоже, что я сделаю все так, как она велела, — с едва уловимой иронией в голосе процедила Элиф Султан и, забрав собственный кинжал, странным образом оказавшийся в руках ее врага, передала его служанке.
Альмира-хатун тем временем поклонилась и, обойдя султаншу, пошла своей дорогой. Дождавшись, когда она скроется из виду, Элиф Султан обернулась на вторую свою служанку и тихо ей велела:
— Ступай к Карахан Султан и передай ей, что все случится этой ночью.
Вечер.
Покои шехзаде Махмуда.
Было непросто переступить через гордость, но на то она и была матерью, чтобы ставить любовь к ребенку выше собственной гордости, если это было по-настоящему необходимо. Карахан Султан не без опаски вошла в покои сына и обнаружила его на тахте пьющим вино из кубка, который явно был не первым. Ее шехзаде был изрядно пьян и с трудом сфокусировал свой взгляд на ней, подошедшей к нему, а после ухмыльнулся и потянулся к кувшину с вином на столике.
— Что, пришли пожалеть меня? — невнятно проговорил он, наполнив кубок до краев темно-красным ароматным вином. — Или тоже хотите выпить? Это — мальвазия, прекрасное греческое вино, — издевательски добавил юноша, в несколько глотков осушив кубок наполовину. Он протянул его матери, с вызовом смотря на нее рассеянным взглядом. Та молча глядела на него в ответ с тенью неприязни и с затаенной жалостью. — Ну как хотите, — шехзаде сам осушил кубок и со звоном поставил его на столик, а после откинулся на спинку тахты и хотел был положить на нее руку, но промахнулся, и сделал это только со второй попытки.
— Вино не принесет тебе облегчения, — спокойно произнесла Карахан Султан и, присев рядом с сыном, вздохнула, подбирая слова: — Мне не понять твою боль целиком — я детей не хоронила. Но ты был единственным моим сыном, и я всю свою жизнь посвятила тебе, Махмуд. Верно, нет в мире матери, которая бы настолько сильно любила своего ребенка, как я люблю тебя. И ты должен знать, что в такое трудное время я всегда рядом и, несмотря ни на что, готова быть твоей опорой, как прежде ты был ею для меня во времена моей жизни в столице. Траур… он не продлится вечно, и нашего милого мальчика, нашего Мехмета, мы никогда не забудем. Он будет жить в наших сердцах вечно, но ведь у тебя еще столько детей, сын, и каждый из них нуждается в твоей любви. К тому же, мне стало известно, что вскоре у тебя появятся еще дети. Твои наложницы Элиф Султан и Нуране-хатун ждут детей и вскоре родят тебе новых наследников, которые, возможно, заполнят пустоту в твоей душе, образовавшуюся со смертью Мехмета и Гюльнур.
Шехзаде Махмуд пьяным взглядом смотрел перед собой, не перебивая мать, но и не прислушиваясь к ней особо.
— Если это все, вы можете идти.
В непонимании повернувшись к нему, Карахан Султан с горечью усмехнулась, увидев враждебное выражение лица сына.
— Моя любовь к тебе не означает, что я буду сносить от тебя любые оскорбления! — уже весьма холодно сказала она. — Порою меня пугает твое поведение, Махмуд. Возможно ли…