— Идрис, что там с нашей невестой? Она готова?
— Почти. Айнель-хатун сопроводит ее до покоев, как только Нилюфер Султан будет готова.
Топкапы. Покои Нилюфер Султан.
Раньше, увидев себя в подобном виде, Нилюфер Султан непременно пришла бы в неописуемую ярость. Она терпеть не могла эти женственные наряды, шелка, драгоценности, прически. Все это претило ее натуре, которая, верно, была больше мужской. Но сейчас она безразлично смотрела на свое отражение в зеркале, не испытывая никаких чувств. Какая разница, во что она одета, если уже следующей ночью настанет ее конец? Она готова была облачиться во что угодно, лишь бы все это поскорее закончилось. Да, она смогла вынести и заточение, и одиночество, и неизбывную тоску по потерянной любви, и утомительные подготовки к свадьбе с чужим ей мужчиной. И теперь ей осталось совсем чуть-чуть подождать, и она, наконец, воплотит в реальность свое кровавое намерение, покажет этой династии, что им не сломить ее, пусть даже сейчас они уверены в обратном.
Видимо, мрачная решимость, которая тлела в ее взгляде, была иначе истолкована Айнель-хатун, которая явилась за ней, чтобы проводить до покоев Валиде Султан, где должна была пройти ее ночь хны. Войдя в покои, хазнедар жестом велела служанкам, что готовили султаншу, выйти, а сама, приблизившись к той, поклонилась.
— Нилюфер Султан, если вам нужно немного времени, оно у вас есть. Еще не все гости прибыли.
— Гости? — усмехнулась та и, отвернувшись от зеркала, медленно прошла через покои до ложа, на которое и опустилась. — Скорее стервятники, жаждущие насладиться моими слезами. Но они их не увидят!
Голос ее дрожал от ненависти, и Айнель-хатун встревоженно оглядела султаншу, видя, что она, мягко говоря, не рада своей свадьбе. Ей захотелось как-то приободрить ее.
— Они — ваша семья, султанша. Возможно ли, чтобы они жаждали ваших слез? Конечно, все понимают, что не вы пожелали устроить этот брак, но… Вы, как Михримах Султан, как Эсма Султан, как многие другие султанши до вас, принадлежите династии, которая и решает, чьей женой вы станете. Возможно, этот брак обернется для вас благом? Я слышала, Коркут-паша очень красивый мужчина. Будто бы он так высок, что возвышается над всем и всеми. Известно, красивого мужчину легче полюбить…
— А я слышала, что он жесток и бессердечен, а в бою не знает пощады и ужасает собственных же друзей тем, с каким удовольствием вспарывает животы и отрезает головы! — процедила Нилюфер Султан, вперив в нее озлобленный взгляд. — И женится он на мне лишь ради собственной выгоды, чтобы пролезть в визири и захватить побольше власти и богатств. Думаешь, учитывая все это, я жду от этого брака… любви? — она неприятно выделила последнее слово, будто оно было ругательством, и насмешливо фыркнула. — Но он ничего не получит… — злорадно протянула султанша, смотря перед собой так, словно видела внутренним взором нечто, приносящее ей огромное удовлетворение.
— Что значит не получит, султанша? — в непонимании спросила Айнель-хатун, но ответа не получила.
Топкапы. Султанские покои.
В покоях султана за множественными столиками уже восседали паши и другие государственные деятели, приглашенные на празднество в честь свадьбы Коркута-паши с сестрой падишаха, и из-за закрытых дверей слышались звуки их голосов.
Повелитель встретил их на террасе, облаченный в дорогой кафтан, достойный праздника, но с потемневшим от пережитого горя лицом. Шехзаде Мурад, направившийся к падишаху, который тепло ему улыбнулся, поклонился, затем в почтении поцеловал его руку и только после этого позволил себе обнять отца. Наблюдая за тем, как они хлопают друг друга по спинам, Филиз Султан трепетала. После стольких пролитых слез и терзаний она снова была в стенах этого дворца, по которому невольно скучала, и видела перед собой мужа, который все еще жил в ее сердце.
— Сын мой, добро пожаловать, — разомкнув объятия, султан Баязид с одобрением оглядел своего старшего шехзаде. — Да ты возмужал за то время, что пребывал в Манисе. К слову, как там обстоят дела?
— Я стараюсь ничем не огорчить вас, отец, — вежливо ответил шехзаде Мурад. — Делаю все, что в моих силах, чтобы достойным образом представлять вашу власть в вверенной мне провинции. Пока что никаких проблем нет и, надеюсь, их не будет и впредь.
— Но что-то ты не выглядишь довольным, — заметил повелитель.
— Я по-прежнему ошеломлен той новостью, которую вы мне не так давно сообщили в своем письме. Безвременная кончина брата меня очень огорчила. Поверить не могу, что Сулеймана больше нет с нами… Простите, что не приехал на похороны, я бы не успел.
Филиз Султан с сожалением отметила, как тут же осунулось лицо ее мужа, как он разом помрачнел и нахмурился. Видно, боль потери все еще его терзала… Такая боль никогда не оставляет человека, ведь это самое страшное, что можно испытать в жизни — смерть собственного ребенка.
— Эту утрату мы пережили очень тяжело, но пережили, — хмуро проговорил султан Баязид. — Не дай Аллах познать мне подобное горе снова… Мое сердце этого не выдержит.
Сказав это, он впервые посмотрел на свою жену, что тихо стояла позади их сына и наблюдала за ними. Поймав на себе взгляд повелителя, Филиз Султан на миг утратила возможность дышать, и сердце ее забилось, словно у влюбленной девчонки, дождавшейся, наконец, когда ее любимый обратит на нее внимание.
— Филиз, и тебя я рад видеть. Как ты?
Отойдя в сторону, чтобы дать возможность матери подойти к падишаху, шехзаде Мурад заметил, с каким чувством валиде смотрит на того, и с улыбкой опустил взгляд в пол. Возможно теперь, когда Эмине Султан исчезла, отношения родителей наладятся? Конечно, теперь матушка была обязана жить вместе с ним в Манисе, но если вдруг отец решит оставить ее подле себя? Шехзаде, предположив это, решил, что ни за что не станет возражать. Он видел, что его матери было нелегко находиться в Манисе, разлученной с отцом, которого она все еще любила всем сердцем с вызывающей уважение преданностью и всепрощением.
— Благодарю, повелитель, я пребываю в здравии. Мне не на что жаловаться, кроме как на то, что в Манисе мы с сыном были лишены возможности лицезреть ваш светлый лик.
В этой замысловатой фразе все трое уловили скользнувший намек на то, что она очень тосковала, но признаться в этом открыто не решилась. Посмотрев на отца, шехзаде Мурад увидел лишь тепло в его взгляде, с каким он смотрел и на него, но… не любовь. Впрочем, вмешиваться в отношения родителей ему не пристало, и он предпочел не думать об этом.
— Скоро начнется церемония в гареме, ступай туда, Филиз, а мы с сыном присоединимся к пашам.
Покорно поклонившись ему, Филиз Султан напоследок со смятением в душе глянула на улыбающегося ей падишаха и, развернувшись, оставила их с сыном, вдвоем направившихся в султанские покои.
Топкапы. Покои Валиде Султан.
Когда ее мать вошла в покои, по которым сновали слуги, совершая последние приготовления, Эсма Султан озарилась счастливой улыбкой и, поднявшись с подушки, поспешила к ней. Филиз Султан с любовью ей улыбнулась, и женщины обнялись, с упоением закрыв глаза в объятиях друг друга. Наблюдая за этим, Михримах Султан не сдержала улыбки, а Хафса Султан лишь равнодушно поглядела на них и перевела взгляд на слуг, наблюдая за их действиями, словно это было куда интереснее.
— Валиде, мне так не хватало вас! — со слезами на глазах призналась Эсма Султан, когда они с матерью отстранились. — Вы как будто изменились… — чуть обеспокоенно добавила она, заметив, как сильно похудела мать и что она сделалась слишком уж бледной.
— Да и ты тоже, султанша моя, изменилась, — обхватив ладонями ее лицо, тихо заметила Филиз Султан. — Лицо твое светится, глаза сияют… Давуд-паша, как я и говорила, даровал тебе покой.
— Он очень добр ко мне, — смущенно ответила Эсма Султан, вспомнив, что они не одни. — Прошу, проходите. Здесь и Михримах.
Филиз Султан, поглядев на все такую же мягкую и хрупкую Михримах Султан, подарила ей теплую улыбку. Девушка встала и поклонилась ей в знак почтения.