Сейчас она наслаждалась всеобщим восхищением и завистью, сделав рассказы об ее страстных ночах с султаном любимым развлечением рабынь, что слушали ее, мечтательно или удрученно вздыхая. Айнель-хатун сомневалась, что ее рассказы хотя бы наполовину правдивы. Уж она-то видела, каждый раз встречая фаворитку у дверей покоев султана после хальвета, с каким лицом она оттуда выходила. На счастье или хотя бы довольство там не было и намека — Нефизе жала губы в досаде и прятала взгляд, стараясь ничем не выдать своего разочарования. Повелитель, видно, даже не видел в ней личности, а лишь одну из рабынь, с которой удовлетворял плотские желания или, скорее, утолял тоску по бежавшей любимой жене. И потому Айнель-хатун не беспокоилась — Нефизе не сможет ни родить, ни завладеть сердцем султана, и триумф ее долго не продлится. Вскоре она приестся повелителю, и Хафса Султан пожелает «развлечь» его кем-нибудь другим, чтобы угодить ему и сохранить меж ними близость.
К слову, Айнель-хатун молчала и о том, что повелитель нередко приходит в покои Эмине Султан, из которых его детей переселили в другие комнаты, потому как шехзаде Осман там слишком тосковал. Теперь его визиты в те покои нельзя было объяснить желанием навестить детей — он приходил, потому что не мог избавиться от печали по женщине, которую любил и которая ужаснейшим образом предала его. Которую он хотел в наказание за это убить, но не смог и позволил ей, сбежавшей, скрываться от него.
Это было для Бельгин куда опасней его ночей с Нефизе — повелитель мог так и не избавиться от этой тоски в скором времени, и покуда она жила в его сердце, Бельгин в нем места не было. Он приходил к ней, был ласков, но тем лишь дразнил влюбленную девушку, которую столь быстро оставлял, ссылаясь на неотложные дела. Будь у него желание, он бы днями и ночами был рядом, но раз его не было, значит, не было и этого желания. Это понимали и Айнель-хатун, и сама Бельгин. Но она была мудрой девушкой и ничем не выдавала своих чувств при падишахе, всегда даря ему свою светлую улыбку и нежность, когда он приходил. Она далеко пойдет, думала хазнедар, если все сложится удачно, и повелитель избавится от чувств к предательнице-жене. Он же не мог горевать вечно…
Решив навестить Бельгин, пока султанши трапезничают, Айнель-хатун вышла на террасу и с улыбкой коснулась ее плеча, подойдя и встав рядом у перил. Бельгин мельком обернулась на нее и, вздохнув, снова обратила голубые глаза на султанскую террасу. Проследив за ее взглядом, Айнель-хатун увидела повелителя с его пашами и шехзаде, которые беседовали.
— Уверена, завтра он тебя снова навестит, — бодро заметила она. — Он уже давно не заглядывал.
— Да, слишком давно… — грустно улыбнулась Бельгин. — Мне кажется, что он отдаляется, Айнель. Ты мне не лжешь? — таким тоном, будто от этого зависела вся ее жизнь, вопрошала она. — Может, у него есть кто-то? Хафса Султан отправляла к султану наложницу?
Айнель-хатун помедлила, выбирая между горькой правдой и спасительной ложью, после чего ответила:
— Тебе не о чем тревожиться, Бельгин. Ты лучше думай о ребенке, которого тебе нужно сберечь до родов. Идем в покои, тут холодно.
Утро следующего дня.
Топкапы. Дворцовый сад.
Эсма Султан так истосковалась по брату, что сейчас крайне негодовала в адрес ширмы, что разделяла сад на мужскую и женскую половины на свадебном торжестве в это утро. Вчера она после ночи хны поздно отправилась домой вместе с мужем и не улучила момента увидеться с Мурадом. Перед прощанием они с матерью условились, что и она, и Мурад приедут во дворец султанши к ужину, когда праздник в Топкапы закончится, и тогда уже проведут время всей семьей. Сейчас же Эсма Султан сидела подле Филиз Султан в просторном шатре на женской половине сада и краем глаза наблюдала за танцующими рабынями, ведя беседу с матерью. Вчера вечером им не удалось побыть наедине и открыто обо всем поговорить, и они воспользовались уединением, пока другие султанши еще не пришли в сад.
— И как ты на это отреагировала? — настороженно осведомилась Филиз Султан, узнав от дочери, что бывшая жена ее мужа узнала о своей беременности после развода.
— Паша сам был поражен не меньше меня, узнав обо всем из моих же уст, — пожала плечами Эсма Султан. — Конечно, мне было неприятно, но я обуздала себя, решив, что паша в этом не виноват. Кто же знал, что так случится? Но меня, разумеется, раздражает тот факт, что он позволяет себе содержать эту Ракель-хатун и даже навещать ее в том доме, что он ей и подарил. Давуд-паша человек достойный и честный, я уверена, мне не в чем его подозревать, но все же…
— Ты поступила мудро, не став устраивать скандал, — с пониманием посмотрев на дочь, сказала Филиз Султан. — Тебе и самой нужно поскорее родить ребенка мужу. Когда эта Ракель-хатун разрешится от бремени, попробуй предложить паше, чтобы его ребенок жил с вами, как ваш воспитанник, но только заранее предупреди его, что его бывшая жена делить с вами дворец не будет. Пусть она навещает ребенка. Думаю, она не глупая женщина и поймет, что у него будет куда больше перспектив, если его вырастит султанша по крови и поможет ему в будущем занять достойное место при дворе.
— Так бы паша не разрывался меж двумя семьями и всегда был бы рядом со мной, — задумчиво кивнула Эсма Султан, но потом сконфуженно повернулась к матери. — Однако смогу ли я принять этого ребенка?.. Растить вместе со своими детьми…
— У тебя доброе сердце, Эсма. В чем повинен ребенок? Невинная душа, которую тебе нужно приютить и помочь ей выжить в этом жестоком мире. Неужели ты откажешь малышу в этом?
— Нет, — вздохнула та. — Разумеется, нет.
Они увидели приближающуюся к шатру Хафсу Султан в окружении служанок, которая высокомерно ступала по тропинке, сверкая драгоценностями в лучах утреннего солнца.
— Ты погляди, как важно идет, — язвительно произнесла Филиз Султан, чем вызвала согласный смешок дочери. — Прямо-таки Валиде Султан…
— И не говорите, — чуть желчно отозвалась Эсма Султан. — Возомнила себя владычицей империи. Жду-не дождусь, когда она сама свалится в ту пропасть, в которую стольких столкнула.
— Ты держись от нее подальше, Эсма, — тут же предостерегла ее мать. — Не связывайся с ней. Эта дьяволица на все способна, да покарает ее Аллах.
Они умолкли, так как Хафса Султан приблизилась к шатру и с вежливостью им улыбнулась.
— Доброе утро. Чудесный мы организовали праздник, не находите?
— Да, слуги постарались на славу, — не преминула согласиться Филиз Султан. — Но свадьба моей дочери, помнится, была пышнее.
— Повелитель бы мне не простил, будь иначе, — ухмыльнулась Хафса Султан, опустившись на сидение без спинки и расправив складки платья. — Известно, как он любит вас, Эсма Султан. Наш повелитель всех своих детей одаривает любовью, чего, увы, не скажешь о его женщинах, но что уж поделать — наш падишах в последний год часто меняет привязанности. И в силу этого династия вскоре пополнится очаровательными младенцами.
Понимая, что она снова пытается ее уколоть, Филиз Султан все же попалась на крючок и посмотрела на эту женщину, с прохладным любопытством наблюдающую за ней, как будто забавляясь.
— Младенцами?
— Разве вы не знаете? — деланно изумилась Хафса Султан и вопросительно глянула на Эсму Султан, которая потупила взор в смущении. — Уже две его фаворитки — Бельгин-хатун и Афсун-хатун — ждут детей. Их вы должны помнить. А теперь у повелителя новая любимица. Первая красавица гарема Нефизе-хатун.
Филиз Султан стоило огромных усилий сохранить лицо и, сглотнув, она отвернулась, подставив его ветерку, что уже нес в себе прохладу подступающей осени. Неловкость, воцарившуюся в шатре, сгладила Михримах Султан, с милой улыбкой вошедшая в него.