Им недолго пришлось ждать прихода невесты. Айнель-хатун снова сопровождала султаншу до шатра. Нилюфер Султан пребывала в том же мрачно-сдержанном настроении, как и прошлым вечером. На ней было уже куда более простое — вполне в ее вкусе — платье приглушенного желтого цвета с длинными рукавами, лиф которого и рукава были изящно расшиты золотой нитью. Султанша хмурилась, ступая по тропинке, словно мыслями находясь не здесь, и смотрела прямо, поверх шатра, в который направлялась.
Этот праздник мало походил на веселье в честь свадьбы — все то время, что длилось торжество, на женской половине почти никто не улыбался, в тягостном молчании наблюдая за развлечениями, что были организованы для султанш. Когда же все закончилось с приближением вечера, все испытали облегчение от того, что их повинность выполнена, и они могут разбрестись по своим дворцам и покоям, дабы заняться куда более интересными делами.
Нилюфер Султан покидала дворец скромно: она, не глядя по сторонам, решительно прошла мимо ташлыка, откуда на нее любопытно глазели наложницы, а следом за ней поплелась целая вереница слуг, которые несли сундуки с ее вещами. Возвышаясь на балконе, Хафса Султан проводила ее самодовольным взглядом и, переглянувшись с Идрисом-агой, скрылась за дверьми покоев Валиде Султан. Она уже готовилась нанести очередной удар своим врагам, который на этот раз должен был сотрясти всю империю.
Дворец Нилюфер Султан.
И вот настал этот роковой вечер, когда она, преодолев в карете недолгий путь из Топкапы до дворца, что им с мужем подарил повелитель, переступила порог своего нового дома. Богатством убранства он не отличался, представляя собой весьма скромный и небольшой по размерам двухэтажный дворец, обставленный в восточном стиле. В сопровождении служанок, среди которых, увы, не было Дафны, что по-прежнему томилась в наказании в Старом дворце, Нилюфер Султан поднялась на второй этаж и, помедлив, вошла в покои, которые ей предстояло делить с новоиспеченным супругом.
Это была, наверное, одна из самых просторных комнат во дворце, среди которых был также холл на первом этаже и, пожалуй, все. В покоях властвовал в большинстве своем темно-красный цвет, напомнивший султанше о крови, которая в эту ночь и должна была здесь пролиться, в сочетании с коричневым и золотым оттенками. Нилюфер Султан эти цвета всей душой не любила. Ей бы пришлись по вкусу синий или желтый цвета, но, увы, никто даже не поинтересовался у нее, в какой палитре обставить их с супругом покои в ее же, между прочим, дворце.
Пол был застелен большим расписным ковром. На тахте, окаймляющей стену напротив дверей и обшитой бордовой тканью, громоздились горы коричневых и бежевых подушек с орнаментом в восточном стиле. А на окнах, за которыми виднелись темные в ночи верхушки деревьев дворцового сада, трепещущие от порывов ветра, висели красивые тяжелые шторы из какой-то плотной ткани. Ложе, на которое султанша посмотрела не без содрогания, было относительно простым — с широким изголовьем, без каких-либо столбиков и балдахина, застеленное красным покрывалом, расшитым по краям все тем же восточным орнаментом — все весьма сдержанно и скромно. Дворец обставляли по приказу Коркута-паши и, если судить по его обстановке, человеком он был не склонным к восприятию красоты и роскоши. Впрочем, подумала султанша, позволяя служанкам переодевать ее в ночное платье к первой брачной ночи, она своего супруга даже не увидит. Какая ей разница, какой он человек?
Теперь, когда решающий момент был так близок, Нилюфер Султан невольно ощутила сомнения, что были вызваны поселившимся в ней страхом. Какими бы ни были обстоятельства, но в глубине души она не хотела умирать, как не хотел никто другой. Чтобы решиться на самоубийство, нужна изрядная доля отчаяния. Но Нилюфер Султан была полна лишь стремления отомстить и только сейчас задумалась о том, а будет ли ее смерть ударом для династии? Скорее всего, они и не сочтут ее самоубийство за акт отмщения, а решат, что она всего лишь напыщенная и на деле слабая девица, которая попросту не вынесла брака, заключенного против ее воли. Те же Михримах и Эсма нашли в себе силы принять свою судьбу, а она, всегда презиравшая их за слабость, испугается брака и трусливо бросится в объятия смерти?
Но, чувствуя, как отступает от своего решения, Нилюфер Султан с болью, пронзающей сердце, вспомнила о Серхате. Могла ли она позволить себе, пусть даже он оставил ее одну в таком положении, предать его? В ее душе каждый раз вспыхивали пламенное негодование и омерзение, когда она просто думала о том, что ей придется принадлежать другому мужчине, совершенно чужому и незнакомому.
Султанша не была подвластна очарованию любви, не мечтала о ней или о свадьбе — наоборот, ей это было совершенно неинтересно. Она хотела бы всю свою жизнь провести наедине с собой, не принадлежа никому и делая то, что ей по душе. Пропадала бы в густых лесах верхом на своей Карасе, наслаждаясь единением с природой и с самой собой, вдали от власти, политики и интриг — от всего, с чем она столкнулась, перебравшись из Старого дворца в Топкапы.
Но с приходом в ее жизнь Серхата многое изменилось — она узнала о том, как жестока любовь и сколь много счастья она в то же время приносит, и что значит желать по собственной воле разделить с кем-то свою жизнь, отказавшись от столь любимой свободы. И ради этого чувства, которое ее изменило, даже оборвать свою жизнь становится под силу, лишь бы не оказаться в руках другого.
— Довольно, — раздраженно сказала Нилюфер Султан, и рабыни покорно отступили от нее. — Оставьте меня.
Поклонившись, служанки поплелись к дверям и оставили султаншу в одиночестве. Она, собираясь с силами, некоторое время так и стояла посреди темных покоев, по которым всюду были расставлены свечи, в красивом платье из алого шелка, рукава которого были сшиты из тончайшей вуали. Ее темные волосы гладкими прямыми прядями струились по плечам, а от шеи исходил сладковатый аромат сандалового масла. Она была готова встретить своего супруга, но вместо этого с решительным видом прошла в угол покоев, где громоздились сундуки с ее вещами, которые еще не разобрали, оставив это на завтра.
Нилюфер Султан открывала их один за другим и копошилась в них в поисках кинжала, который спрятала в одном из сундуков, на что потратила весьма много времени. И вот она, наконец, выудила его из недр очередного сундука. Лезвие блеснуло в дрожащем свете свеч, и султанша сглотнула, чувствуя, как предательски задрожали руки. Но она заставила себя собраться с духом и, нахмурившись, покрепче сжала в ладони рукоять кинжала, как вдруг за дверьми послышались тяжелые размашистые шаги.
Сердце ее екнуло, и Нилюфер Султан, спешно спрятав кинжал за спину, обернулась на отворившиеся двери, в которые из темноты коридора вошел пугающе огромный силуэт. Тень сделала еще шаг, и она смогла, наконец, своими глазами увидеть мужа, отчего внутри нее все будто заледенело. Он был так высок, что казался настоящим великаном, и в плечах был даже шире Серхата, а тот являлся весьма крупным мужчиной. Но и он уступал в росте и внушительности телосложения Коркуту-паше. В чем-то они даже были похожи: темные волосы, только у паши они чернее, пронзительные карие глаза, смуглая кожа и ощутимая сила в каждом движении.
Его взгляд с откровенным оцениванием скользнул, не задерживаясь ни на чем, по ее телу, заставив султаншу съежиться, а после равнодушно, даже скучающе оглядел покои. Не говоря ни слова, пока Нилюфер Султан в напряженной позе стояла возле сундуков, боясь шевельнуться, Коркут-паша вальяжно подошел к кровати, сел на нее, широко расставив ноги, и принялся снимать сапоги, как будто не происходило ничего необычного или хотя бы занимательного. Он сразу же продемонстрировал ей свое пренебрежение, словно бы этим предупреждая, чтобы она не ждала от него иного. Это задело от природы гордую Нилюфер Султан, которая терпеть не могла, когда ее показательно игнорировали. Да что он о себе возомнил?! От негодования она даже забыла о том, что за спиной прячет кинжал, которым минуту назад хотела оборвать свою жизнь.
— Вы даже не поприветствуете меня? — надменно воскликнула она, продолжая стоять на месте.