Коркут-паша сидел на ложе спиной к ней и даже не повернул головы, снимая второй сапог.
— По-вашему, я не достойна даже одного вашего слова? — еще больше разозлившись на его молчание, громче возмутилась Нилюфер Султан.
Поднявшись на ноги, паша неспешно, словно вынужденно, обернулся на нее и, поглядев с насмешкой, принялся расстегивать пуговицы своего синего дорогого кафтана.
— Вам нужны слова? — он вскинул брови и чуть усмехнулся, а Нилюфер Султан с трепещущим от страха сердцем наблюдала за тем, как он расстегивает пуговицы одну за другой. — Они у меня есть. Надеюсь, вы не ждете от меня, что я буду терпеливо сносить любые дерзости жены, которая пусть и султанша, но годится мне в дочери? Теперь вы моя жена, а жена, как известно, целиком принадлежит мужу. И отныне вы будете делать только то, что я сочту необходимым. Вам следует как можно скорее это понять.
— Неужели? — презрительно хмыкнула Нилюфер Султан, заставив мужа в удивлении обратить к ней тяжелый, придавливающий к полу взгляд. Она невольно сильнее сжала пальцы на рукояти кинжала, который прятала за спиной, словно в нем ища силы противостоять этому неожиданному натиску. — Кажется, паша, вы немного забылись? Какими были ваши отношения с бывшими женами, которые остались в Египте, мне наплевать, но не стоит путать меня с ними. Я никому, и вам в том числе, принадлежать не буду. И делать всегда буду лишь то, что сама считаю необходимым. Вам следует как можно скорее это понять.
Сняв кафтан и небрежно бросив его на кровать, Коркут-паша теперь уже открыто и широко усмехнулся. Его явно забавляло поведение султанши. И это злило ее все сильнее — она уже просто изнемогала от гнева и хотела броситься на него с этим самым кинжалом.
— Я слышал, что у вас буйный нрав, но я, увы, не впечатлен, — с ноткой презрения проговорил паша. — Знаете ли, я ожидал чего-то большего… Вы уже принадлежите мне и, отрицая это, приносите вред лишь самой себе. Ведь я не прощаю непокорность ни своим слугам, ни своей семье. И раз уж мы с вами стали одной семьей, нам необходимо скрепить связавшие нас брачные узы.
Сказав это, он неспешно двинулся к ней через покои и, почувствовав угрозу, Нилюфер Султан отчаянно выставила перед собой кинжал, тяжело задышав от удушающей ее тревоги. Коркут-паша ничуть не испугался. Он остановился в нескольких шагах от девушки и лишь насмешливо глянул на кинжал в ее руке, после чего лениво усмехнулся и развел руки в стороны, как бы призывая ее атаковать.
— Ну же, султанша, не медлите, — он явно издевался, с мрачным весельем наблюдая за женой, что злобно и затравленно смотрела на него из угла подобно загнанному в ловушку зверю, который тщетно бьется в ней, пытаясь вырваться на свободу. — Хотите убить меня? Попробуйте.
Нилюфер Султан была ошарашена его реакцией и, задыхаясь, так и стояла, сжимая в мелко дрожащей руке обнаженный клинок, лезвие которого недобро сверкало. А потом ее вдруг пронзила мысль о том, что удачнее момента ей не найти. Султанша резко приставила острие кинжала к своему горлу и безумно ухмыльнулась, заставив Коркута-пашу настороженно прищуриться.
— Я убью не вас, а себя! Перережу себе горло прямо сейчас, на ваших глазах.
— Думаешь, я поверю, что ты на это способна? — забыв о никому не нужной сейчас вежливости, Коркут-паша смотрел на нее уже с настоящим презрением, без капли веселья и насмешливости. Взгляд его потемнел и стал тяжелее, выдавая растущий в нем гнев. — Я в один миг могу отнять у тебя этот кинжал.
В знак серьезности своего намерения Нилюфер Султан, с вызовом смотря на мужа, сильнее вдавила лезвие в кожу на шее и почувствовала неприятную боль там, где образовался тонкий и пока еще не глубокий порез, который, однако, тут же закровоточил.
Но она не успела ничего толком сделать, когда Коркут-паша рванулся к ней, резким движением вывернул ее руку с кинжалом ей за спину, из которой тот выпал на ковер, а второй рукой, чтобы ее обездвижить, схватил за горло, прижав султаншу спиной к своей жесткой груди. Она, скрежеща зубами, извивалась в его руках, но мужчина держал ее слишком крепко — так, что ее вывернутая за спину рука невыносимо горела от боли, а дышать из-за сжатых на ее шее пальцев было тяжело.
— Ну и что дальше, госпожа моя? — наклонившись, мрачно процедил паша ей на ухо.
— Отпустите меня! — в ярости прорычала униженная Нилюфер Султан, продолжая тщетно бороться с ним. — Да что вы себе позволяете?!
Коркут-паша действительно ее отпустил, но лишь для того, чтобы после грубо подхватить на руки. Он с пугающим, потемневшим от гнева и раздражения лицом поволок ее к кровати и, не церемонясь, без капли нежности, на которую, похоже, и вовсе был неспособен, положил на покрывало.
Нилюфер Султан уже в настоящем ужасе взвилась на кровати ужом, надеясь избежать неминуемого, но ей, увы, было не справиться с таким крупным и сильным мужчиной, как Коркут-паша, который сейчас ловко сорвал с себя рубашку одной рукой, оголив мускулистую грудь с густой порослью волос на ней, второй рукой удерживая на месте сопротивляющуюся жену.
Султанша мгновенно оказалась под ним, и теперь уже ей точно было не вырваться, как бы она не билась. Когда его рука резко потянула вверх подол ее платья, Нилюфер Султан сквозь испуганные рыдания уперлась ему в грудь ладонями, но это не спасло ее ни от грубых прикосновений, ни от разорванного платья, что с нее сорвали, ни от той ужасной ночи, которую ей пришлось пережить в объятиях этого жестокого и безжалостного мужчины.
Топкапы. Султанские покои.
Нетерпение буквально разрывало ее на части, но Хафса Султан не была бы собой, если бы не умела держать в узде свои чувства. Она знала, что, наконец, приблизилась к своему триумфу, когда навсегда избавится от своих давних врагов Эмине Султан и Искандера-паши, что препятствовали ее власти — одна, в прошлом, в гареме, а другой — в совете. Уже завтра она станет могущественнее настолько, как даже не мечтала. Больше никто не встанет у нее на пути, и все нити власти окажутся в ее руках.
Входя в покои султана, она привычно приняла озабоченный хмурый вид, как делала всегда, когда готовилась сообщить ему дурные вести. Султан Баязид в этот поздний час находился за столом и, разложив на столе инструменты для ювелирной работы и разноцветные драгоценные камни, видимо, взялся за очередное украшение. Он поднял на появившуюся султаншу темноволосую голову и, заметив выражение ее лица, устало выдохнул.
— Что на этот раз, Хафса?
— Простите, что прихожу лишь с тем, чтобы огорчить вас, государь. На этот раз вести действительно ужасные, и я не знаю, как сообщить вам о подобном. Клянусь, я не поверила, когда узнала, и мне пришлось все тщательно разузнать, прежде чем идти к вам. Но, к великому сожалению, все подтвердилось…
— Что «все»? — напрягшись, повелитель хмуро на нее посмотрел.
— Вы велели Искандеру-паше не искать сбежавшую Эмине Султан, потому как передумали ее казнить, но нанятые мною люди по моему приказу продолжали вести поиски. Я не могла быть спокойна, ведь султанше не пристало как беглянке прятаться и жить, неизвестно как и где. Я думала все же найти ее и предложить вам как подобает сослать ее, если уж не казнить, ведь Эмине Султан — мать ваших детей.
— Ты нашла ее? — не сумев скрыть отголосок надежды в голосе, падишах быстро поднялся из-за стола и подошел к султанше, жадно вглядываясь в ее лицо.
— Да, повелитель, мои люди нашли султаншу, но… Это не та весть, которую я вам принесла. Оказалось, что… Ее бегство организовал никто иной, как… великий визирь Искандер-паша.
Султан Баязид в недоумении уставился на нее, ожидавший услышать все, что угодно, но только не это.
— Искандер?.. — с усмешкой недоверия переспросил он. — Каким образом он может быть в этом замешан?
— Оказалось, это вполне объяснимо. Организовав побег Эмине Султан, он поселил ее в одном из домов в Стамбуле, куда… наведывается каждый вечер. Полагаю, вы понимаете, что я имею в виду. Между пашой и султаншей существует тайная любовная связь.
Повелитель пораженно смотрел на нее, не в силах не то, что поверить в это, а даже осознать подобное. Его верный друг, его соратник, которого он в награду за преданность и ум удостоил должности великого визиря, был на подобное не способен. Возможно ли, чтобы между ним и его женой, матерью его детей, была любовная связь? Это же немыслимо…