— Все это очень странно, — хмуро заметила девушка. — Казнили великого визиря, когда на носу поход? Да еще по неизвестным причинам вот так, ночью?
— Представляю, каково сейчас Михримах. Ты не поедешь к ней? Все же вы сестры…
— У меня нет настроения смотреть на ее рыдания, — отрезала Нилюфер Султан. — Своих печалей достаточно. Но я напишу ей что-нибудь в знак соболезнования.
— Ты к ней несправедлива, — мягко укорил ее шехзаде. — Такое горе…
— Жизнь вообще несправедлива, если ты не заметил. И не только к ней.
Шехзаде Мурад помолчал, думая, как бы осторожно спросить про то, ради чего по сути приехал, и все же решился.
— Она здесь, с тобой?
Нилюфер Султан по его тону тут же поняла, о ком он спрашивал, и горестно вздохнула.
— Нет, — разом оборвав все его надежды, ответила она. — Перед свадьбой мы попытались сбежать из дворца, но нас поймали, и эта ведьма Хафса заперла меня в покоях, как пленницу, а Дафну сослала в Старый дворец. Она там. Мне ее так не хватает…
— Сослали?.. — возмутился шехзаде, отодвинувшись от подруги и в непонимании посмотрев ей в глаза. — Почему же ты за ней не послала?
— У меня нет на то власти, Мурад, — мрачно отозвалась Нилюфер Султан и уже ехидно продолжила: — Кто я, чтобы перечить нашей так называемой Валиде Султан? Она же у нас всем в столице заправляет. Решает, кому что делать и как жить.
И вдруг темные глаза шехзаде вспыхнули какой-то неожиданной решимостью, чего султанша, конечно, не заметила, продолжив злословить в адрес ненавистной Хафсы Султан.
Топкапы. Покои Валиде Султан.
С тех пор, как сбежал Мехмет-паша, Идрис-ага никогда еще не видел свою госпожу такой довольной. Она пребывала в прекрасном расположении духа, когда он явился к ней по ее зову этим утром и, конечно, знал, что причиной этому было их удавшееся дело по разоблачению Искандера-паши и Эмине Султан. Попивая из кубка любимый лимонный шербет, Хафса Султан встретила его благосклонной улыбкой, восседая на софе на своей просторной солнечной террасе в неизменно пышном темно-синем атласном платье.
— Султанша, доброе утро. Вы желали видеть меня?
— Да, Идрис, — изящным движением отставив кубок на столик, кивнула она. — Хочу, чтобы ты связался с Коркутом-пашой и назначил ему встречу на завтра в Мраморном павильоне. Теперь, когда Искандер-паша лишился головы и благополучно ушел с моего пути, необходимо решить, что делать дальше. Я дала паше то, что обещала — брак с султаншей, так что теперь и он должен помочь мне. Думается мне, великим визирем станет зять повелителя Давуд-паша, который также пользуется его доверием, но нам нужно сделать так, чтобы и он отошел с дороги и уступил место Коркуту-паше. Только тогда я смогу в полной мере влиять на политику.
— Султанша, а если Коркут-паша вдруг откажется помогать вам, получив желаемое?
— Тогда и от него избавлюсь и найду более сговорчивого пашу, которого женю на наших овдовевших султаншах, от мужей которых мне придется избавиться, — невозмутимо улыбнулась Хафса Султан, словно говорила о погоде, а не о судьбах других людей. — Какой прекрасный день, Идрис. День, полный надежд. День моего триумфа. Больше никто не стоит на пути к моему могуществу. И гарем, а скоро и политика сосредоточатся в моих руках. Скажи, известны ли тебе султанши, которые смогли добиться большего?
— Нет, госпожа моя, неизвестны, — почтенно склонил голову евнух.
— Обо мне узнает весь мир! — с алчной улыбкой на губах выдохнула султанша и со счастливым, удовлетворенным видом повернулась лицом к виду, открывающемуся с балкона на залив Босфор.
Топкапы. Гарем.
Вернувшись в гарем, Идрис-ага не успел переброситься парой слов с другими евнухами, как Айнель-хатун, перехватив его взгляд, жестом поманила его за собой, намекая на то, что им нужно поговорить. Направившись следом за ней в один из коридоров, где они могли поговорить наедине, Идрис-ага настороженно посмотрел на хазнедар, которая явно была обеспокоена чем-то.
— Ну что опять стряслось?
— Ты знал, что Элмаз-хатун частенько захаживала в покои своей бывшей хозяйки?
— Знал, как не знать. Что с того?
— Уж не ведаю, что там случилось, но повелитель, похоже, прошлой ночью тоже туда наведался, — мрачно продолжала Айнель-хатун, и ей словно бы стало неловко.
— И что там произошло? — уже напряженно спросил Идрис-ага, не зная, чего ожидать.
— В общем, утром слуги обнаружили Элмаз-хатун горько плачущей на ложе, да еще совершенно без одежды. Охрана у дверей сообщила, что повелитель… оставался в покоях до утра, и они якобы… некоторое время слышали крики. Ты же понимаешь, что все это значит?
Тоже омрачившись, Идрис-ага прочистил горло и выглянул из-за угла, проверяя, не подслушивают ли их разговор.
— Ну, как говорится, за что боролась… Ты же знаешь, сколько раз она шла на предательство против своей же сестры и госпожи, лишь бы попасть в постель повелителя.
— Так-то оно так, но что теперь с нею будет? — тоже не особенно сочувствуя, озабоченно воскликнула Айнель-хатун. — Она теперь фаворитка повелителя или же нам следует сделать вид, будто мы ничего не ведаем?
— Хафса Султан твердо намерена избавиться от этой хатун, выслав ее в Старый дворец и там поспешно выдав замуж. Она слишком много знает. Так что сделаем вид, будто ничего не произошло, и подождем, когда ее отправят отсюда подальше. И пусть в те покои она больше ни ногой. Выдели ей комнату для прислуги, чтобы по дворцу не шаталась, и пусть оттуда носа не кажет, если не хочет проблем.
— Хорошо, так и поступим. Ты, кстати, велел евнухам оставшиеся вещи Нилюфер Султан отвезти к ней во дворец?
Идрис-ага напрягся, потому что как раз этого он и не сделал. Заметив выражение его лица, Айнель-хатун закатила глаза и, раздраженно обойдя его, направилась обратно в гарем, чтобы самой отдать необходимые приказы, а евнух спешно поплелся за ней, возмущаясь:
— Весь гарем итак на мне! Клянусь Аллахом, столько дел, что голова идет кругом. И только попробуй что-нибудь забудь — сразу Идрис-ага виноват!
Дворец Хюррем Султан.
Вести о неожиданной казни Искандера-паши дошли и до Хюррем Султан, которые она восприняла с долей удивления, не ожидавшая ничего подобного. Однако Гевхерхан Султан, когда они втроем с нею и Фюлане Султан обсуждали это, пришла к выводу, что в сложившейся ситуации им может оказаться полезной Михримах Султан. Известно, что в очередной раз повелителю «открыла глаза» на предательство Хафса Султан и, конечно, в казни паши винить возможно было лишь ее, не зная причин, по которым повелитель отдал этот жестокий приказ.
Если правильно настроить овдовевшую султаншу, она в горе и гневе может как раз и оказаться тем человеком, который подтвердит их обвинения против Хафсы Султан, сделав их куда более основательными. Михримах Султан была ее единственной родственницей и самой близкой к ней из всех султанш в столице и вполне могла быть осведомлена о том, что творила ее тетушка. Даже если это было не так, ради мести она могла сказать, что обо всем знала, и подтвердила бы подлинность писем, указывающих вину Хафсы Султан в организации мятежа в Анатолии ради того, чтобы избавиться от Альказа-паши и тем самым расчистить дорогу к должности визиря для своего бывшего мужа Мехмета-паши.
Хюррем Султан так возгорелась этой мыслью, что не смогла ждать и в этот же день решила отправиться к Михримах Султан, чтобы, пока ее горе свежо, заручиться ее помощью в своей мести. Теперь они обе оказались в одинаковом положении вдов, потерявших любимых мужей из-за интриг этой кровожадной и безжалостной Хафсы Султан.
— Если все удастся, мы раздавим эту змею и, я надеюсь, вскоре мы получим весть и об ее казни! — ожидая в холле, когда для нее подготовят карету, злобно воскликнула Хюррем Султан, которая вся дрожала от предвкушения долгожданного возмездия.
— Сомневаюсь, что повелитель казнит ее, но, конечно, вряд ли она удержится у власти, если тебе удастся убедить султана в ее виновности, — заметила Гевхерхан Султан, стоя рядом. — Сейчас главное заставить Михримах Султан встать на нашу сторону. От этого зависит все дело.
— Я сделаю все возможное для этого.