Вечер.
Топкапы. Покои Валиде Султан.
Хафса Султан уже готовилась ко сну, когда ее потревожил Идрис-ага и, поклонившись, глянул на служанок, а после снова на нее, прося об уединении. Жестом выгнав слуг, султанша посильнее запахнула халат на груди и подошла к нему с недовольным лицом.
— В чем дело?
— Султанша, вы должны узнать об одном обстоятельстве… Прошлой ночью повелитель, видимо, будучи… расстроенным казнью Искандера-паши, заявился в покои Эмине Султан и там застал Элмаз-хатун. Все указывает на то, что они были близки, а Элмаз-хатун была крайне несчастна наутро. Слуги сообщили, что повелитель был с ней до утра. Я видел хатун, она в плохом состоянии. Видно, султан… плохо с ней обошелся. Мы с Айнель-хатун решили поселить ее в комнату для слуг, чтобы она пожила в ней, пока вы не добьетесь ее ссылки, как вдруг я только что получил от повелителя приказ привести к нему этой ночью вместо Нефизе эту Элмаз.
— Что?.. — зашипела в гневе Хафса Султан, так что евнух невольно дернулся. — Вам что, доверить ничего нельзя?! Как вы это допустили? Я же сказала, чтобы она даже думать о повелителе не смела! А если она ему все выложит о наших делах?!
— Госпожа, вряд ли они станут разговаривать, учитывая, как повелитель к ней… ну, относится. Она и рта не посмеет открыть, да и я ее уже предупредил, что если хочет дожить до ссылки, пусть держит рот на замке. Она так напугана, клянусь Аллахом. Ей не до интриг.
Выдохнув в раздражении, Хафса Султан холодно на него посмотрела.
— Ну ведите ее, что еще делать! И непременно дайте ей тот отвар, что и Нефизе. Не хватало еще, чтобы она понесла… Завтра же я поговорю о ней с повелителем. Нужно избавиться от нее как можно скорее.
Элмаз-хатун, наряженная в красивое нежно-голубое платье, расшитое жемчугом, как ягненок на заклание следовала по золотому пути за Идрисом-агой, которого раздражал ее потерянный и отрешенный вид. Не выдержав, он велел евнухам остановиться и отойти, а сам, оглядев молодую женщину, не удержался от ехидства:
— Тебя что, в жертву приносят? Ты же, помнится, так мечтала попасть в объятия султана. И на предательство шла столько раз, лишь бы приблизить свою мечту. А что теперь? Добилась своего и горюешь?
— Не об этом я мечтала… — приглушенно ответила Элмаз, посмотрев на него слишком уж несчастно. — Я хотела быть… как Эмине, — с трудом признала она, сморгнув слезы. — Он и видит во мне лишь ее, срывает на мне свою боль и злость по отношению к ней, Эмине. Я не выдержу еще одной такой ночи, ага! Молю, пусть лучше меня завтра же сошлют в Старый дворец!
— Ты сама подвела себя к такой участи, хатун, так что прекрати свои мольбы и ступай в покои султана, дабы удовлетворить любые желания, что посетят его этой ночью.
Больше говорить с ней он не стал и пошел вперед, а Элмаз-хатун вынужденно последовала за ним, чувствуя, как заходится от страха ее сердце. Переступала она порог султанских покоев с таким видом, будто в них ее ждала казнь или невыносимые муки.
Утро.
Топкапы. Султанские покои.
Поутру она, конечно же, приехала в Топкапы, так долго ждавшая этого дня, когда, наконец, станет свидетелем падения той, что причинила ей столько горя. Она не боялась неудачи — жажда мести настолько сильно застлала ее взор, что женщина ни о чем, кроме этого, больше не могла думать. Взгляд ее горел пламенем одержимости, имея лихорадочный блеск.
Хюррем Султан, удивив гарем своим неожиданным визитом в Топкапы, решительно направилась в покои султана и, оказавшись перед дверьми, встретила возле них Ферхата-агу. Следом за ней шла ее служанка, которая держала в руках бесценную стопку писем.
— Передайте повелителю, что я пришла по очень важному вопросу, который не терпит отлагательства, — с тайным торжеством произнесла она, вздернув темноволосую голову, которую покрывал простой черный платок в тон ее сдержанному закрытому платью. Со смертью мужа она даже не притрагивалась к украшениям и совершенно разлюбила наряжаться.
Султан Баязид принял ее, и, войдя в его опочивальню, Хюррем Султан обнаружила его сидящим на троне с усталым, хмурым лицом. Очевидно, события последних месяцев изрядно его потрепали, и сейчас его ждал очередной удар. Очередное предательство человека, которого он приблизил к себе и крайне возвысил.
— Хюррем Султан, — он кивнул в знак приветствия и внимательно на нее посмотрел. Султан заметил в ее руках стопку писем. — Что за важный вопрос привел вас ко мне? Это как-то связано с этими письмами?
— Да, повелитель, — она заставила себя быть учтивой и выдавила вежливую улыбку. — Конечно, я не жду, что вы мне поверите, услышав то, что я собираюсь вам поведать, поэтому и принесла эти письма, чтобы доказать свои слова. По моей просьбе их выслал мне из Дидемотики Ферхат-паша, где он в настоящее время пребывает в ссылке.
— Ферхат-паша? — недоуменно переспросил падишах и нахмурил брови. — Что это за письма? Объясните.
— Их писала паше Хафса Султан, когда он пребывал в Анатолии, на то время терзаемой восстанием, пока бейлербей якобы находился в плену у моего покойного мужа Альказа-паши. Из этих писем становится ясно, что восстание никак не связано с Альказом-пашой, а организовано самой султаншей при поддержке ее бывшего мужа Мехмета-паши. Таким образом они заманили в ловушку моего мужа и сделали его в ваших глазах предателем, надеясь на то, что вы решите его казнить. Им нужна была его должность, ведь Мехмет-паша все никак не мог стать визирем. Но вы не поверили их грязной игре, решив приехать в Сивас и все выяснить. Тогда Хафса Султан велела Ферхату-паше избавиться от моего мужа, которого он на самом деле держал в плену, а не наоборот, и убить его, после обставив все так, словно он сам выпил яд якобы из чувства вины по отношению к вам и ко мне.
Слушая ее, султан Баязид мрачнел с каждым ее словом, а когда Хюррем Султан закончила и без лишних слов протянула ему письма, резко забрал их и, выбрав одно, раскрыл и бегло пробежался глазами по написанному.
— Но письмо не подписано, — он в возмущении поглядел на султаншу. — Могу ли я считать его действительно написанным рукой Хафсы Султан или же это все ваши игры, нацеленные на то, чтобы отомстить за смерть мужа тому, кого вы сами и сочли виновным?
— Ахмед-паша, бейлербей Румелии, согласился подтвердить мои обвинения.
— Но и он имеет мотив отомстить Хафсе Султан, потому как утверждал, что те обвинения в покушениях на пашей на него повесила именно она, дабы защитить от них собственного мужа Мехмета-пашу. И ему я не могу верить в этом вопросе.
— В таком случае… Мы можем позвать Хафсу Султан, чтобы она ответила на мои обвинения и, если вам угодно, защитила себя от них.
Спустя время вошедшая в покои по зову повелителя Хафса Султан мигом насторожилась, увидев здесь и Хюррем Султан, до сих пор несущую траур. Заметив разгневанное лицо падишаха, султанша поняла, что происходит что-то серьезное и, похоже, угрожающее непосредственно ей. Известно, что Хюррем Султан обвиняла ее в смерти своего мужа и жаждала отомстить.
— Государь. Вы посылали за мной?
— Да, проходи, Хафса. Хюррем Султан утверждает, будто ты за моей спиной организовала восстание в Анатолии и стала причиной гибели Альказа-паши. Я хочу знать, что ты на это ответишь.
Хафса Султан кольнула ледяным взглядом надменную Хюррем Султан, с нескрываемой ненавистью смотрящую на нее, а после спокойно ответила:
— Это ужасная ложь, мой господин. Я ни в чем подобном не замешана. Возможно ли, чтобы я как-то была причастна к восстанию в столь большой области, не покидая Топкапы? Да и зачем мне убивать Альказа-пашу? Я далека от политики и занимаюсь лишь теми делами, что вы мне доверили — делами вашего гарема.
— Эти письма, как утверждает султанша, были написаны тобой Ферхату-паше, который якобы вершил несправедливость в Анатолии, следуя твоим приказам.
Хафса Султан, умело держа удар, с равнодушием посмотрела на письма, которые были в руках повелителя, а после хмыкнула.
— Уверена, они не имеют ни моей печати, ни моей подписи, поскольку никаких писем Ферхату-паше я не писала. Совершенно ясно, что это подделка. Вы решили таким образом отомстить мне за то, в чем обвинили непонятно по каким причинам, султанша?