Шехзаде Мурад прочистил горло, выдав этим чувство неловкости, овладевшее им. Шехзаде Мехмет, который побаивался своего задиристого злобного брата, опустил взгляд в свою тарелку, а шехзаде Орхан, поглядев на того, как на ребенка, который раздражал его своим хныканьем, невозмутимо ел.
— Отец оказал тебе высочайшее доверие, оставив охранять престол и столицу, — поучительно проговорил шехзаде Мурад, не зная, как это нервирует брата. — Ты должен быть горд этим. Такого опыта ни я, ни твои братья не имеем.
— Горд? — с негодованием переспросил шехзаде Осман и истерично усмехнулся. — Полтора года просидеть во дворце и принимать пашей, подписывая принесенные ими бумажки — повод для гордости?! Мое дело — война! Раз уж тебе кажется таким важным это регентство, сам бы и остался в столице. Но ведь вы все и ты, Мурад, с радостью отправились в поход, зная, что лишь это — повод для гордости! Вы занимались мужским делом, пока я тут…
— Нам еще долго выслушивать твои жалобы? — холодно осведомился шехзаде Орхан, и все от неожиданности уставились на него в воцарившейся мертвой тишине. — Будь ты способен тоже заниматься мужским делом, отец бы взял тебя с собой на войну, но, как мы все увидели, он решил иначе. Как думаешь, Осман, о чем это говорит?
— Орхан, — предостерегающе сказал шехзаде Мурад, зная, к чему все идет.
— Намекаешь на то, что я не воин? — прорычал шехзаде Осман, прожигая яростным взглядом ненавистного брата. — Или, может, что я женщина?!
— Я имел в виду, что для подписания бумажек ты подходишь больше, чем для войны, — словно насмехаясь над его яростью, саркастично ответил шехзаде Орхан. — Но и твои предположения не далеки от истины.
Шехзаде Осман рванулся из-за стола, задев тот, из-за чего его кубок опрокинулся и излил вино по его поверхности. Шехзаде Мехмет испуганно дернулся и настороженно на него посмотрел, всем сердцем не любя ссоры и перебранки.
— Что ты сказал?!
— Давайте все немедленно успокоимся, — тоже встав, миролюбиво, но напряженно произнес шехзаде Мурад. — Вы, кажется, забыли, что я здесь.
Лениво поднявшись с подушки, шехзаде Орхан широко расставил ноги и с тонкой ухмылкой посмотрел на полыхающего от гнева брата, показывая, что готов продолжить перепалку и намерен, как всегда, выйти из нее победителем.
— Я сказал, что ты годишься лишь для того того, чтобы развлекаться с рабынями из гарема и хлестать вино, заодно подписывая бумажки, которые любезные паши тебе преподнесут, — с презрением воскликнул он. — Как удачно, что повелитель учел эти твои склонности и оставил в столице, пока мы воевали. И ты еще чем-то недоволен?
Взорвавшись, шехзаде Осман в слепой ярости бросился к брату, опрокинув стол, из-за которого выскочил шехзаде Мехмет, и, грубо оттолкнув попытавшегося его остановить старшего брата, схватил обидчика за воротник его кожаного дуплета и хотел было ударить, но кулак шехзаде Орхана настиг его первым — тот не стал ждать, когда противник нанесет ему удар и опередил его.
Схватившись за ушибленную челюсть, шехзаде Осман пошатнулся и рухнул на пол, но тут же взвился и хотел было снова наброситься на брата, однако тут шехзаде Мурад все же схватил его сзади и заломил руки, а шехзаде Мехмет позвал охрану, и те совместными усилиями сумели остановить разбушевавшегося шехзаде.
— Я убью тебя! — вне себя выкрикивал взлохмаченный и помятый шехзаде Осман, дергаясь в руках уводящих его с террасы охранников. — Проклятый недоумок! Убью!
Со сбившимся после драки дыханием шехзаде Мурад проводил его мрачным взглядом, а после повернулся к невозмутимому младшему брату, который, увидев в его глазах порицание и недовольство, с вызовом во взгляде воинственно вскинул темноволосую голову. Шехзаде Мехмет с опаской стоял в стороне, не зная, что ему делать в этой ситуации.
— Зачем ты вечно выводишь его из себя, Орхан? Никогда этого не понимал. Неужели тебе доставляют удовольствие эти ссоры, драки? Вы — шехзаде, а не разбойники, и должны вести себя соответственно. Повелитель и так вами обоими недоволен. Неужели ты хочешь…
— Избавь меня от этих проповедей, брат, — даже не слушая, раздраженно процедил шехзаде Орхан и вальяжно направился прочь. — Ты словно моя валиде.
Бессильно выдохнув, шехзаде Мурад с сожалением посмотрел ему вслед, а после повернулся к другому брату и, увидев его перепуганное лицо, выдавил улыбку.
— Ты как, Мехмет?
— Нормально, — пожал плечами тот и, оглядев опрокинутый столик, а также разбросанные по полу тарелки и ошметки еды, с неуверенной иронией добавил: — Мило посидели.
Шехзаде Мурад невесело усмехнулся и, подойдя, ласково потрепал его по светлым волосам.
— И лучше никому об этих «милых» посиделках не говорить, хорошо? Сам знаешь, как чувствительны женщины. Их не стоит волновать подобными вещами.
— Я понял, — послушно кивнул юноша и слабо улыбнулся любимому из братьев.
Топкапы. Покои Бельгин Султан.
Айнур Султан с нежной улыбкой наблюдала за тем, как матушка в волнительном нетерпении из стороны в сторону расхаживает перед ней, сидящей на тахте, по опочивальне, шурша подолом своего нежно-розового платья. Камни розового кварца в золотом ожерелье у нее на шее сверкали и переливались, когда на них падал солнечный свет, льющийся из окон. Она понимала, что ее валиде чувствует и целиком разделяла ее чувства, однако, жаждала встречи совершенно с другим человеком.
И вот, когда двери, наконец, распахнулись, в них вошел невысокий и худенький светловолосый юноша, к которому Бельгин Султан подалась с радостным вздохом и тут же заключила его в свои объятия. Шехзаде смущенно посмотрел поверх ее плеча на поднявшуюся с тахты Айнур Султан, которая улыбнулась ему, но не так, как он ожидал — скорее с прохладным дружелюбием, нежели с искренней радостью. Но она давно так ему не улыбалась… С тех самых пор, как его брат Орхан встал между ними, еще когда они все были детьми.
— Мехмет! — тем временем восклицала переполненная чувствами Бельгин Султан и несколько раз горячо поцеловала совсем уже сконфузившегося сына в щеки. — Дай-ка взглянуть на тебя, — султанша, обхватив ладонями лицо юноши, чуть отстранилась и оглядела его полными слез глазами. — Как ты вырос, да хранит тебя Аллах!
— Полно вам, валиде, — робко проговорил он и, покосившись на сестру, заметил, что она прячет улыбку. Он почему-то почувствовал укол обиды и поспешил высвободиться из материнских объятий. — Я тоже очень рад вас видеть.
— Ты так исхудал! — возмутилась Бельгин Султан, словно и не замечая его смущения из-за своего счастья. Она впервые отпустила от себя единственного сына так надолго, да еще на войну, и теперь не могла насладиться его присутствием подле нее. — В этом походе, верно, просто ужасные условия. Мой мальчик, садись же. Расскажи, как все было. Надеюсь, ты не подвергал себя опасности? Не участвовал в сражениях? О, Аллах, как представлю, что ты мог быть ранен…
Шехзаде Мехмет сел рядом с неумолкающей матерью на тахту, но чувствовал он себя ужасно неловко, потому что понимал, как жалко сейчас выглядит в глазах сестры. После того, как их дружбе пришел конец из-за Орхана, который, конечно же, во всем всегда был лучше— и в воинском искусстве, и в езде верхом, и в науках — Мехмет постоянно стремился ни в чем не уступать ему в глазах именно сестры.
Ему так хотелось вновь завоевать ее расположение, чтобы вернуть их дружбу, которой ему очень не хватало. Несмотря на любовь родителей, ему было ужасно одиноко. Любимый им старший брат Мурад был редким гостем в столице, его домом была Маниса, а, значит, они почти что всегда были разлучены. Другого брата Османа он откровенно побаивался и, если быть честным, в глубине души презирал. Таким братом невозможно было гордиться… А его ровесника брата Орхана осуждал весь двор, его не выносил на дух отец и все кругом порицали, но почему-то при этом он во всем был лучше него, Мехмета, которого, наоборот, все любили и хвалили, но который постоянно чувствовал себя одиноким и во всем унизительно уступающим опальному брату.