Да, он не был также привлекателен внешне, и наложницы в гареме никогда не засматривались на него, да и меч в руке он держал неуверенно, хотя изо всех сил старался изменить это. Но изнурительные тренировки были слишком тяжелым испытанием для его от природы слабого здоровья, потому он так и не добился успеха в военном деле. О верховой езде и речи не шло — увы, шехзаде Мехмет был слишком впечатлительным ребенком и, когда он узнал, что у него был брат, который упал с лошади и разбился насмерть, наотрез отказался даже подходить к лошадям и ревел, стоило наставникам начать настаивать. Спустя годы этот страх никуда не ушел, и один лишь вид этого большого и высокого животного вызывал в нем дрожь и смятение.
Единственным, в чем он был равен брату, это науки и искусства. Здесь его любопытство и пытливый ум помогли ему стать образованным человеком, хорошо разбирающимся в искусстве, во многих науках и поэзии. В последние годы именно книги и стали его друзьями, в обществе которых он коротал одинокие вечера. Шехзаде Мехмет любил книги, но они, увы, не могли любить в ответ, поддержать в трудный момент или улыбнуться так, чтобы в душе все посветлело. А ему отчаянно этого не хватало… Но источник его радости, его любящего друга в лице сестры у него забрали, а он ничего не смог с этим поделать и теперь был вынужден наблюдать со стороны, как его брат с сестрой, смеясь, прогуливаются под руку в саду или катаются вместе верхом, а он по-прежнему остается один.
Вот и сейчас, немного посидев с ними и послушав его сбивчивый (из-за смущения, а не из-за недостатка красноречия) рассказ, Айнур Султан улучила момент и сказала, что хотела бы пойти к себе. Бельгин Султан и сама была не прочь побыть наедине с сыном, поэтому легко отпустила ее, а шехзаде Мехмет проводил ушедшую сестру тоскливым взглядом, так как знал, что ей давно не терпелось уйти — она ждала встречи с другим человеком.
Топкапы. Покои Афсун Султан.
Афсун Султан степенно восседала на тахте, откинувшись на ее спинку и положив на нее одну руку, и с затаенной улыбкой наблюдала за тем, как ее младший сын нервно поправляет свой кафтан перед зеркалом, словно бы намереваясь как можно аккуратнее выглядеть перед встречей со старшим братом.
— Уверена, Орхан оценит то, как хорошо сидит на тебе новый кафтан, милый, — с мягкой иронией произнесла она и тихо рассмеялась, когда шехзаде Ибрагим со смущенной улыбкой обернулся на нее.
— Я просто немного волнуюсь, валиде. Его так долго не было… Интересно, он заметит, как я вырос?
— Возможно ли не заметить, Ибрагим? — ласково откликнулась султанша, погладив сына по темным волосам, когда он присел рядом с нею. — Ты за эти полтора года стал намного выше. И умнее. Овладел французским языком. Уверена, Орхан будет приятно удивлен и скажет, что его брат — большой молодец, времени даром не терял и скоро станет даже умнее его самого.
Шехзаде Ибрагим польщенно глянул на мать и гордо зарделся от ее теплых слов. И тут же резко повернул голову, когда двери распахнулись, в надежде увидеть любимого брата, и даже собирался было встать, но это оказалась всего лишь Ширин-хатун, и мальчик разочарованно осел.
— Султанша, — подойдя, служанка поклонилась и почему-то виновато посмотрела на свою госпожу.
— Что такое, Ширин? — проницательно оглядев ее, осведомилась Афсун Султан. — Ты хочешь мне что-то сказать?
— Я шла к вам, султанша, и увидела шехзаде Орхана. Он прошел мимо ташлыка в сопровождении евнухов, которые несли какой-то сундук, и… свернул в коридор, который ведет к покоям Айнур Султан. Вероятно, первым делом шехзаде решил навестить ее.
Афсун Султан моргнула и опустила серые глаза в пол, а на лице ее появилась улыбка, полная горечи. Но при сыне она больше никак не показала своего разочарования, которое очень больно ранило ее. Выходит, ее старший сын своей семье предпочел единокровную сестру, даже не подумав о том, как может обидеть их подобное пренебрежение с его стороны. Султанша с сожалением поглядела на своего маленького шехзаде, заметив, как осунулось его лицо от расстройства. И негодование жарким пламенем обожгло ее сердце.
Топкапы. Покои Айнур Султан.
Она знала, что он непременно придет к ней, потому не металась, как матушка, по покоям, а в тихой задумчивости стояла возле окна, которое выходило во дворцовый сад, и ждала. Листва деревьев уже пожелтела и налилась золотом, ознаменовав приход осени. Порывы прохладного октябрьского ветра подхватывали опавшие листья с земли и кружили их в воздухе, после, наигравшись, безжалостно бросая обратно наземь. А небо, которое еще утром было ясным, теперь, к полудню, стало свинцово-серым, тяжелым и словно набухшим — видимо, вскоре должен был пойти дождь.
Когда за ее спиной послышался скрип открывшихся дверей, Айнур Султан, не став сразу оборачиваться, прислушалась к таким знакомым шагам, вскоре затихшим, и почувствовала спиной тяжелый взгляд. Медленно на ее губах проступила улыбка, и султанша, наконец, обернувшись, увидела стоящего в нескольких шагах от нее брата — такого родного и в то же время немного другого. Он изменился за то время, что они были разлучены войной. Стал еще выше и шире в плечах, возмужал и окреп, но взгляд остался прежним — его серые глаза смотрели на нее все так же тепло и ласково, как и полтора года назад.
Некоторое время они стояли, не двигаясь, и с улыбками смотрели друг на друга. Наверное, сравнивали образы, оставшиеся в их памяти, и те, что сейчас видели перед собой. Султанше было любопытно, сильно ли она изменилась в его глазах? Для нее самой существенных изменений в ее внешности не произошло, но ведь она каждый день видела себя в зеркале, и заметить разницу, какой бы та не была, ей было трудно. И вот Айнур Султан сделала один несмелый шаг, затем еще один, а после, будто очнувшись, с радостным визгом бросилась к брату и повисла у него не шее, позабыв обо всех правилах приличия. С Орханом не было нужды соблюдать все эти правила. Он, конечно, тут же крепко обнял ее и рассмеялся ей в ухо ее любимым тихим, бархатистым смехом.
— Ты здесь! — не то облегченно, не то радостно выдохнула Айнур Султан и, отстранившись, убрала одну руку с его шеи и накрыла ею щеку брата, трепетно заглянув ему в глаза.
— Здесь, — так знакомо усмехнулся шехзаде Орхан и, как они часто делали прежде, прислонился своим лбом к ее, соединив их смуглую и белоснежную кожу, темные, как ночь, и белые, как утренний свет, волосы.
С минуту они простояли так, не в силах оторвать друг от друга глаз, а потом шехзаде, поцеловав ее в лоб, все же отодвинулся и с задумчивым лицом коснулся пальцами ее густых и струящихся до самых бедер серебряных волос.
— Они стали еще длиннее, — заметил он и, посмотрев в глаза сестре, что упоенно наблюдала за ним, чуть нахмурился. — Ты как будто изменилась… — нежно коснувшись пальцами ее острого подбородка, юноша приподнял его, рассматривая родное лицо, а после ухмыльнулся. — Да нет, все такая же. Просто стала чуть больше похожа на женщину, нежели на призрачное видение.
Она ахнула в притворном возмущении и, улыбаясь, шутливо оттолкнула его от себя, но шехзаде Орхан перехватил ее руку, и, не переставая ухмыляться, поцеловал ее внешнюю сторону, как бы извиняясь.
— Значит, прежде я, по-твоему, не была похожа на женщину?
— Для меня ты прекраснее всех женщин в мире, мой ангел, — отпустив ее руку, он расслабленно направился к тахте и по-хозяйски разместился на ней, похлопав ладонью по пустому месту рядом с собой и тем самым приглашая к нему присоединиться. — Я хотел сказать, теперь тебя, вероятно, захотят выдать замуж.
— Замуж?.. — присев рядом и прислонившись к нему, удивилась Айнур Султан, а после с непониманием поглядела на брата. Он ловким движением убрал ее длинные волосы на одно плечо, чтобы не причинить боли, и обнял за плечи. — Так скоро? По-твоему, когда это случится, Орхан?
— Будь моя воля — никогда, — приглушенно процедил он, заставив ее игриво рассмеяться.
— Ну, как тебе военный поход? — привычно положив голову ему на плечо, любопытно спросила девушка. — Ты, помнится, так рвался на войну… Не разочарован?
— Скорее, очарован, — хмыкнул шехзаде Орхан, ласково поглаживая ее по волосам и задумчиво смотря перед собой, словно погрузившись в воспоминания о минувшей войне. — Ты знаешь, любовь моя, не в моем характере сидеть во дворце и наслаждаться его покоем среди гаремных наслаждений. Я слишком далек от благостной и умиротворенной жизни. У меня душа воина и, видит Аллах, ей невыносимо тесно в оковах, с которыми я родился как шехзаде! Будь моя воля, я бы… — юноша говорил, как всегда, горячо, не таясь и не боясь быть осужденным — она никогда его не осуждала, хотя порою он этого действительно заслуживал — но вдруг умолк.