— Валиде не позволит мне выйти замуж, даже если я соглашусь, — горько усмехнулась Михримах Султан. — Она меня не отпустит.
— Тогда не спрашивай у неё разрешения. Это твоя жизнь. И только ты можешь ею распоряжаться. Любовь к матери не должна этому препятствовать. Это естественно — взрослеть и начинать свою жизнь, создавать свою семью, обретённую уже не с родителями, а с мужем. А теперь иди к себе… Долгий разговор меня утомил. Подумай над тем, что я сказала.
Топкапы. Гарем.
На белоснежной ткани распустились розы, вышитые серебряной нитью, а в очень длинных русых волосах высилась диадема, украшенная россыпью бриллиантов.
Невысокая и стройная Хафса Султан, являющаяся обладательницей округлого милого лица и больших серых глаз, кажущихся обманчиво наивными, производила впечатление ребёнка, нарядившегося в платье и драгоценности матери, слишком роскошные для неё.
Но умиление, что она вызывала, тут же таяло в глазах окружающих, стоило султанше с присущим ей холодным презрением посмотреть на них в ответ.
Мирше-хатун, заметив остановившуюся возле распахнутых дверей ташлыка султаншу, поспешила подойти к ней и поклонилась. Женщина была обеспокоенной и утомлённой, что не укрылось от проницательного взгляда Хафсы Султан.
— Я узнала, что Валиде Султан от болезни слегла в постель и немедленно приехала, — произнесла султанша и покачала русоволосой головой, отчего бриллианты на её диадеме ослепительно засверкали. — Какое несчастье…
— Все крайне обеспокоены, — устало вздохнула Мирше-хатун. — Лишь на Всевышнего надеемся. Лекари бессильны.
Сочувственно улыбнувшаяся Хафса Султан выглядела искренней в выражении своих чувств, но в глубине её серых глаз была ледяная пустыня равнодушия.
— Я обязательно навещу Валиде Султан, но сначала загляну к повелителю.
Развернувшись, Хафса Султан покинула гарем и направилась по коридорам дворца в направлении султанских покоев. Подле неё шли две её служанки словно тени.
Но, не дойдя до султанских покоев, султанша неожиданно свернула в маленький коридор, ведущий к комнате хранителя султанских покоев. Постучавшись в двери, она услышала приглушённый мужской голос, позволяющий войти.
Жестом приказав своим служанкам остаться в коридоре и ждать её, Хафса Султан вошла в маленькую квадратную комнату, скромно и просто обставленную. Ферхат-ага, лениво подняв взгляд, испуганно вскочил с тахты, на которой до этого сидел.
— Султанша. Прошу простить меня. Я не знал, что вы…
— Успокойся, — снисходительно усмехнулась Хафса Султан. Шелестя подолом белоснежного платья, она медленно прошлась по комнате и изящно опустилась на тахту. — Как служба?
Ферхат-ага, вставший неподалёку со склонённой головой и сложенными перед собой в замок руками, позволил себе поднять голову и несмело посмотрел на султаншу.
— Мне не на что жаловаться. Повелитель мною доволен и, надеюсь, что и вы тоже.
— Причин быть недовольной тобой у меня нет, — отозвалась Хафса Султан. — Надеюсь, что не будет и впредь.
Хранитель султанских покоев серьёзно кивнул.
— Мирше-хатун взяла власть над гаремом в свои руки, как я вижу, — заговорила султанша, и в её голосе слышалась нотка недовольства. — Такое прежде случалось. Будучи управляющей гарема моя валиде, не желая расставаться с семьей, позволила Фахрие-калфе исполнять свои обязанности, и на долгие годы власть в свои руки взяла простая калфа. Допустить подобного сейчас я не могу.
— Как и Эмине Султан, — хмыкнул Ферхат-ага. — Уж она-то, верно, надеется прибрать гарем к рукам. Филиз Султан если и будет назначена управляющей гарема, то долго не продержится её стараниями.
— Именно поэтому я здесь, — многозначительно улыбнулась Хафса Султан. — Власть в гареме должна оказаться в моих руках. Я знаю, как этого добиться, но мне нужна твоя помощь.
— Что от меня требуется? — с готовностью отозвался мужчина.
Спустя некоторое время покинув комнату хранителя султанских покоев, Хафса Султан навестила повелителя, дабы, как и задумала, стать ему ближе и добиться его доверия.
Султан Баязид встретил её за письменным столом, задумчиво разглядывая обширную карту, на которой лежали разноцветные камни, обозначающие, видимо, важные города или крепости. Взгляд его тёмно-карих глаз был прикован к группе синих камней, разложенных на землях Генуи.
— Повелитель, — поклонившись, Хафса Султан приветливо улыбнулась поднявшему на неё взгляд султану Баязиду, который в ответ коротко кивнул темноволосой головой.
— Проходи, Хафса. Если у тебя что-то важное, говори. Я работаю.
— В этот раз я пришла к вам не просить помощи, а предложить её.
Повелитель, успевший вернуть своё внимание к карте, снова поднял взгляд, полный непонимания и изумления.
— Что ты имеешь в виду?
Не торопясь с ответом, Хафса Султан медленно подошла к письменному столу и, встав напротив сидящего по другую его сторону султана Баязида, обратила серые глаза к карте. Её маленькие тонкие пальцы коснулись тех самых синих камней, лежащих на землях Генуи.
— В минувшей войне мы одержали победу, причём, над двумя врагами сразу, — задумчиво протянула султанша. — Это — великая победа османов. Ваша победа, — она посмотрела прямо на повелителя, который выглядел настороженным её словами. — Но если Венеция всё ещё разрушена и слаба, то Генуя снова поднимает голову, сгорая в жажде возмездия. Я занимаюсь благотворительностью, потому знаю множество людей. В том числе иностранных послов, торговцев и других людей, по той или иной причине оказавшихся в Османской империи. От них я узнаю о том, что происходит в других странах. И все они нашёптывают мне, что в Генуе полным ходом идёт подготовка к войне.
Слушая её, султан Баязид смотрел на синие камни, обозначающие важнейшие крепости Генуи, и что-то мрачное шевелилось в его груди. Предчувствие чего-то тёмного, зловещего и пугающего.
— Генуя не простила своего поражения, а, как известно, эхо поражения — это месть. С каждым днём их ещё недавно разрушенный флот крепнет и ширится, а численность войск растёт. Война — вопрос времени. И вы правы в том, что готовитесь к ней. Но, к сожалению, наше государство не питает жажда возмездия, и восстановление идёт в разы медленнее. Если этого не изменить, то, когда они нападут, у нас не хватит сил сдержать оборону. Не то, что нападать.
— И как же это изменить? — мрачно осведомился повелитель, хмуро смотря на Хафсу Султан.
— В этом и заключается моё предложение помощи, — отозвалась она, и её губы сложились в полуулыбку. — Государственная казна пуста, и это замедляет ход восстановления и подготовки. Я же не скрываю, что обладаю внушительным состоянием, которое заложили ещё мои дед Рустем-паша и бабушка Михримах Султан. На собственные сбережения я обязуюсь перед вами собрать флот из пяти сотен военных кораблей, а также пожертвовать часть этих сбережений на ремонт повреждённых.
Султан Баязид в настигшем его изумлении вскинул тёмные брови и неосознанно подался вперёд.
— Хафса… — выдохнул он. — Это же просто огромные траты, которые в настоящее время непосильны даже для государственной казны.
— В тёмные времена мы можем рассчитывать на поддержку только со стороны семьи, — невозмутимо ответила она. — Повелитель, наше государство и моя семья — единственное, что имеет для меня ценность. Я не могу остаться в стороне, когда над всеми нами нависла угроза.
— Что ещё тебе известно о том, что происходит в Генуе? — справившись с изумлением, спросил повелитель. — Что-то, что даст нам преимущество.
Хафса Султан, едва заметно довольно ухмыльнувшись, вместе с ним подошла к карте и принялась рассказывать о том, что слышала от иностранных знакомых.
Когда же, покинув повелителя, султанша шла по коридорам дворца в намерении покинуть его и вернуться домой, она заметила двух подозрительно шепчущихся женщин, стоящих впереди.
Узнав в одной из них Элмаз-хатун, служащую Эмине Султан, Хафса Султан тут же сделала шаг назад за угол, пока её не заметили, и прислушалась.
— Ты уверена, что не превышаешь ежедневную дозу? — требовательно спрашивала Элмаз-хатун. — Султанша переживает, что отравление будет выявлено.