— Немедленно начать подготовку, — твёрдо произнёс он, посмотрев на Искандера-пашу. — Объявить о начале нового военного похода.
— Как прикажете, — поклонился великий визирь, а вслед за ним и все остальные.
Генуя.
Морской бриз легко и нежно овевал её лицо, которое с трудом можно было назвать красивым. Его черты были тяжёлыми и резкими словно грубо вырезанными из камня. Изумрудно-зелёные глаза были привычно густо подведены чёрной краской, что ожесточало и без того резкий пронзительный взгляд.
Длинные тёмные волосы были распущены и густой копной спускались по плечам и спине, также слегка трепеща от лёгких порывов ветра, несущих в себе солоноватый морской аромат. Их венчала высокая тяжёлая корона, отлитая из золота и богато украшенная чёрными опалами, красными рубинами и жёлтыми цитринами.
Корона сверкала в красно-оранжевых закатных лучах солнца, медленно исчезающего за линией горизонта и будто утопающего в бескрайнем синем море.
Женщина была облачена в длинное узкое чёрное платье, имеющее разрезы от самой талии, которую обвивал пояс из чёрной кожи. В разрезах были видны её стройные, но крепкие ноги, обтянутые узкими чёрными брюками, заправленными в высокие кожаные сапоги. На узких плечах и груди блестели лёгкие металлические доспехи, придающие ей устрашающий вид.
Вокруг женщины было пятеро мужчин, один из которых стоял намного ближе остальных — практически за её спиной. Высокий, широкоплечий и мускулистый. Его чёрные волосы были зачёсаны на затылок, открывая высокий лоб. Чёрные глаза, столь же жёсткие, как у женщины, смотрели туда же, куда смотрели её изумрудно-зелёные глаза. Его доспехи были в разы тяжелее, массивнее и покрывали практически всё его тело.
— Ваше Величество, — произнёс он, желая привлечь к себе внимание женщины, но та не обратила на него никакого внимания. — Эдже, — намного тише, буквально прошептал он, слегка коснувшись её плеча.
— Ты только взгляни, Артаферн, — задумчиво протянула она, вытянув перед собой руку и медленно проведя ею по воздуху, охватывая развернувшуюся перед ними панораму. Побережье Генуэзского залива было испещрено сотнями военных кораблей, уже полностью готовых или только достраиваемых. На них сновали люди, отсюда, с высокого холма кажущиеся крошечными. — Ещё месяц назад всё было разрушено. Генуэзский флот был наполовину уничтожен. Вот она — сила гнева. Сила унижения. Боль. Жажда возмездия.
Адмирал Артаферн довольно ухмыльнулся и кивнул черноволосой головой.
Поразительная скорость восстановления генуэзского флота, которым он командовал, в большинстве своём была его заслугой, так как именно он принял ряд соответствующих мер. Но он не мог не признать, как и все, что вселить в огромное десятитысячное войско веру в себя, потерянную из-за поражения в минувшей войне, поднять их дух и разжечь в их сердцах пламя гнева, толкающего их к желанию отомстить, смогла только королева.
И сейчас она наслаждалась плодами их совместных усилий, коварно ухмыляясь в предвкушении начала войны, призванной восстановить потерянное влияние Генуи, её честь и достоинство, а также утолить жажду возмездия за поражение.
— Через неделю подготовка будет завершена, — не без гордости сообщил адмирал Артаферн. — Мы готовы.
Повернувшись к нему, королева Эдже улыбнулась, и эта улыбка была полна ответной гордости за него и нежности, смягчившей черты её лица.
— Пятно унижения можно смыть только ответным унижением, — произнесла она, двинувшись вместе с последовавшим за ней адмиралом прочь с холма. Четверо королевских гвардейцев тенью двинулись за ними, всё же соблюдая небольшую дистанцию, дабы не мешать. — Мой милый племянник возомнил себя великим полководцем? Трус! Напал со спины, вонзил кинжал в неё, воспользовался нашей ослабленностью из-за войны с Венецией, ложью и коварством отобрал всё то, что мы, генуэзцы, ценой пролитой крови и потерянных жизней завоевали. И если он думает, что я забуду это, то ошибается.
— Я понимаю твой гнев, — вздохнул адмирал Артаферн. Он был спокоен и сдержан в отличие от темпераментной и эмоциональной королевы, что уравновешивало их союз. — Но, как бы то ни было, Османская империя — твоя родина, а османская династия — твоя семья. В султане Баязиде течёт твоя кровь. Это не пугает тебя? Ты сможешь отбросить в сторону своё прошлое и бороться с ним в полную силу?
Королева Эдже не торопилась с ответом и погрузилась в мрачные раздумья. Разумеется, шли годы, и она многое позабыла о своей прошлой жизни, но она не могла вырвать его из своего сердца.
Оно полнилось тоской, когда она вспоминала своего отца, султана Мехмета, который был для неё всем, горячо любил её и растил её. Ей было больно вспоминать те покои во дворце Топкапы, в которых жила её мать, Сейхан Султан, а после и она по собственной просьбе, обращённой к отцу. В них всё, как ей тогда казалось, было пропитано её духом. Ею. Мамой, которую она не знала и не помнила, но образ которой так горячо и самозабвенно любила до сих пор.
Ей было горько от воспоминаний о её братьях. Близнецы Мурад и Махмуд — такие поразительно похожие внешне и столь разительно отличающиеся внутренне. Добрый, рассудительный и обожающий книги и искусство Мурад. Воинственный, вспыльчивый и самоуверенный Махмуд. Она тосковала и по ним.
Всех их она потеряла. Отдала земле, а сама осталась в одиночестве и горечи утрат. Теперь в Османской империи для неё нет семьи. Её семьёй была Рейна, но злой рок разлучил их, породив между ними непонимание, боль и страх.
Теперь её семьёй стал Артаферн, который единственный никогда её не предавал и все эти годы был её надёжной опорой. Королева Эдже страстно мечтала, чтобы в их маленькой семье, состоящей из двух человек, появилось прибавление. Но шли годы, а этого не происходило, и она уже утратила надежду.
Раньше она каждую ночь, засыпая, молилась Господу и умоляла подарить ей ребёнка. Не только для того, чтобы дать роду Дориа долгожданного и необходимого наследника, но и для того, чтобы, наконец, обрести счастье материнства, которого ей так хотелось.
Невозможность иметь детей угнетала Эдже, но Артаферн не позволял этому властвовать над ней. Он был рядом и, обнимая, говорил, что главным является то, что они живы и вместе, а остальное — неважно.
И она верила. Рядом с ним верила в себя и ощущала собственную силу, с помощью которой правила государством долгие годы с грандиозным успехом. Как же не поверить, когда его чёрные глаза, обращаясь к ней, вспыхивали безграничной преданностью, восхищением, не угасшим с течением лет, и любовью?
Очнувшись от раздумий, королева Эдже повернулась к идущему подле неё мужчине, с которым разделила свою жизнь, и снова нежно улыбнулась. Словно почувствовав на себе её взгляд, адмирал Артаферн тоже повернулся к ней.
На его смуглом красивом лице тут же появилась ответная улыбка, но всё же более сдержанная. Он не любил проявлять свои чувства при посторонних, а за ними следовали четверо гвардейцев, да и впереди уже виднелся экипаж, ожидающий их, возле которого толпились остальные гвардейцы.
Прекрасно зная об этом, но будучи не в силах сопротивляться нахлынувшим на неё чувствам, Эдже остановилась и, схватив его за руку, заставила остановиться. Непонимающе нахмурившись, Артаферн едва устоял на ногах и слегка покачнулся, когда она резко приникла к нему и крепко обхватила руками за шею. Их металлические доспехи, столкнувшись, звякнули.
Гвардейцы, следовавшие за ними, тоже остановились и приняли невозмутимый отсутствующий вид. Покосившись на них, адмирал несколько напрягся, но когда его шеи коснулись мягкие губы, сдался и, вздохнув, крепко обхватил её руками в ответ.
— Что такое? — тихо и с заботливым беспокойством спросил он, осознав, что их объятие неприлично затянулось. — Эдже. Не пристало королеве обнимать и целовать одного из своих адмиралов на глазах у всех. Это подрывает мой авторитет среди воинов и твою репутацию благородной и воспитанной сеньоры.
— Разве у меня есть подобная репутация? — с неохотой отстранившись, усмехнулась королева. Её высокая тяжёлая корона слегка съехала в бок, и она её поправила. — А среди воинов твой авторитет ничто подорвать не может. Они тебя боготворят. К тому же, кто из них не хочет оказаться на твоём месте? Тебя обнимает и целует сама королева.