— Прозвучало несколько высокомерно, — усмехнулся в ответ адмирал Артаферн. — Но мне не привыкать. Моей королеве свойственна некоторая переоценка собственной значимости.
— Она свойственна всем королевам.
Соприкасаясь плечами, они направились к ожидающему их экипажу, озарённые последними красно-оранжевыми лучами солнца, к этому времени практически полностью скрывшегося за линией горизонта.
Топкапы. Покои шехзаде Мурада.
Омрачённый мыслями о Дафне и утопающий в тоске, шехзаде Мурад вошёл в свои покои, остановился посередине и шумно выдохнул, исступлённо прикрыв веки.
— Утомился? — раздался женский голос, полный заботы.
Вздрогнув от неожиданности, шехзаде Мурад обернулся и увидел сидящую на тахте мать. На ней было привычно сдержанное платье из голубой парчи, на бледном лице под глазами пролегли тени, а сам взгляд был полон усталости. Она переживала из-за Валиде Султан и, похоже, из-за чего ещё, но юноша не догадывался, из-за чего именно.
— Знаете о тренировках с Серхатом Беем? — устало проведя смуглой рукой по тёмным волосам, спросил шехзаде Мурад. Он опустился на тахту рядом с матерью, чувствуя себя скованно. Они не были близки и редко встречались наедине. — Да, я несколько утомлён. Он очень требовательный.
— Отдохни, — неожиданно положив бледную ладонь поверх его плеча, нежно улыбнулась Филиз Султан. — Не переутомляйся. Я не хочу, чтобы ты заболел.
— Такая неожиданная забота с вашей стороны, — озадаченно воскликнул шехзаде, но тут же осёкся, увидев, как помрачнела мать. — Я имел в виду, что в последнее время вы очень редко уделяли мне своё внимание, и я сбит с толку вашим неожиданным визитом. Что-то случилось?
Тёмно-серые глаза женщины наполнились печалью и… чувством вины? Горько вздохнув, она покачала темноволосой головой, будто сетуя на что-то.
— Ты прости меня, сынок, — тихо заговорила она, отчего в груди у шехзаде Мурада ещё сильнее разлилась тоска. Он никогда не видел свою мать такой. С ним она всегда была сдержанной и вежливой. — В последние дни у меня было много времени, проведённого наедине с самой собой. Я думала. Обо всём, что происходит. И пришла к неутешительному выводу о том, что я не знаю собственных детей.
Нахмурившись, юноша взял её бледную ладонь со своего плеча и сжал её.
— Не нужно говорить так, валиде…
— Нет, позволь мне всё же сказать, — упрямо отозвалась она и, сжав в ответ его смуглую ладонь, продолжила: — Я была так увлечена собственными переживаниями. Вы выросли без меня, пока я плакала за закрытыми дверьми своих покоев по вашему отцу и сгорала от ревности. Ты уже взрослый, и я могу говорить с тобой об этом. Я так хотела подарить твоему отцу ещё детей, так увлеклась этим желанием, что забыла о том, что у меня уже есть дети. Я так виновата перед вами…
Сочувственно улыбнувшись, шехзаде Мурад не смог выдержать взгляд матери, полный слёз и чувства вины, перемешанной с болью, отчего притянул её к себе. Филиз Султан, позволив слезам излиться по щекам, положила голову на его широкое плечо и отчаянно сжала пальцами ткань его роскошного кафтана на груди.
— Ну что вы, валиде? — не зная, как себя вести и чувствуя себя неловко, но растроганно, юноша одной рукой обнимал плачущую мать за плечи, а второй поглаживал её по тёмным волосам, собранным в простую причёску. — Вас что-то расстроило, раз вы в таком настроении? Или кто-то? Снова Эмине Султан?
Филиз Султан не ответила, но только пуще заплакала, и шехзаде Мурад расценил это, как утвердительный ответ. Его смуглое лицо приобрело угрюмое и напряжённое выражение.
Теперь он уже не чувствовал неловкости, а крепко обнимал мать, понимая, что она здесь потому, что ей необходимы чья-то поддержка и забота. Так было всегда, когда её что-то или кто-то расстраивал. Она находила утешение у Валиде Султан, но сейчас та не могла ей помочь, потому Филиз Султан неосознанно обратилась за утешением к сыну.
Но её слова о том, что она раскаивается из-за того, как далека была от них все эти годы из-за увлечённости собственными переживаниями, он воспринимал всерьёз, а не как повод выпросить утешение. И стена, стоявшая между ними долгие годы, с грохотом треснула. Она его мать, а в каждом человеке заложена естественная любовь к матери, потому он тут же простил её.
— Прости, — спустя некоторое время произнесла Филиз Султан, отстранившись и утерев с заплаканного лица блестящие дорожки слёз. — Я не должна была позволять себе подобное поведение.
— Довольно извинений, — неожиданно нежно улыбнулся шехзаде Мурад. — Это ни к чему. Вам легче? Если хотите, я провожу вас до ваших покоев.
— Нет-нет, не нужно, — отрицательно покачала темноволосой головой женщина. — Спасибо, сынок. За понимание и за… утешение. Можно я зайду к тебе позже?
— Когда пожелаете. Я всегда вам рад. И спрашивать не нужно было.
Вдвоём они поднялись с тахты и, переглянувшись с тёплыми, но несколько неловкими улыбками, коротко обнялись.
— До военного похода я бы хотел провести с вами побольше времени, — отстранившись, воскликнул юноша. — Полагаю, он снова затянется на несколько лет…
Филиз Султан нахмурилась в непонимании, а её плечи сникли.
— О чём ты говоришь, сынок? Военный поход?
— Вы не знаете? — изумился шехзаде Мурад. — Повелитель этим утром получил с генуэзским послом объявление войны от Генуи. Объявлен новый военный поход. Как и обещал, отец берёт меня с собой. Потому я и тренируюсь с Серхатом Беем. Я должен быть готов к участию в военных действиях.
Поражённо выдохнув, Филиз Султан широко распахнула тёмно-серые глаза, а после неожиданно рванулась к нему и отчаянно обхватила растерявшегося сына руками за шею. Снова послышались приглушённые всхлипы.
— Нет. Нет… — испуганно шептала она ему в шею. — Какое участие?.. Вы все, верно, с ума сошли! Там же опасно… Тебя могут ранить и, что ещё хуже, убить!
Вздохнув со снисходительной нежностью, шехзаде Мурад успокаивающе похлопал её ладонями по вздрагивающей от рыданий спине.
— Рано или поздно это должно было случиться. Я уже не ребёнок. Ну что вы, валиде? Успокойтесь. Ничего со мной не случится.
Также неожиданно отстранившись, Филиз Султан теперь уже выглядела не потрясённой, а решительной. Ничего не сказав, она спешно покинула покои, оставив шехзаде Мурада недоумевающе смотреть на закрывшиеся за ней двери.
Топкапы. Дворцовый сад.
Красно-жёлтая листва, опавшая с деревьев, шелестела под их ногами, а прохладный осенний ветер овевал их, заставляя трепетать длинные юбки их платьев, платки, покрывающие их головы, и распущенные волосы.
Девушки, неспешно прогуливающиеся по увядающему дворцовому саду, были одинаково невысокими и являлись обладательницами хрупкого телосложения и бледной кожи, на чём их сходство и заканчивалось.
Одна из них — темноволосая и кареглазая ─ производила впечатление невинной кокетки из-за искры очарования во взгляде и весёлой заразительной улыбки, которая так часто владела её губами. Солнечные лучи освещали её золотистым светом, но казалось, будто она сама излучает это сияние.
Вторая же ─ светловолосая и сероглазая ─ наоборот, выглядела несколько неуверенной в себе и будто о чём-то задумавшейся, что казалось из-за мягкости и рассеянности её взгляда. И если первую девушку можно было сравнить с солнцем ─ блистательным, тёплым, источающим жизнерадостность и веселье, то её с луной. Вокруг неё витала какая-то неясная, но явственно ощутимая романтически-печальная аура, а в её нежной полуулыбке, похожей на полумесяц, чувствовались доброта и толика таинственности.
— Я не знаю человека мудрее моей бабушки, — произнесла Эсма Султан, продолжая их разговор. — Когда бы и с чем бы я к ней не обратилась, она всегда знает, какой дать совет или же просто обнимает, когда мне этого хочется.
— Да, — кивнув светловолосой головой, согласилась Михримах Султан. Повернувшись к идущей рядом подруге, она вздохнула. — Скажи, Эсма, что мне делать?