Решительно распахнув двери, султанша вошла в небольшие покои, оформленные в красном и коричневом цветах. Оглядевшись, она замерла и напряжённо нахмурилась.
Как и говорила Бирсен-хатун, её мать бессильно лежала в постели и бестолково смотрела в потолок. На её впалых щеках и острых скулах ещё блестели дорожки от недавних пролитых слёз, а на правом локте, который был виден под задравшимся рукавом, расцвёл багровый синяк в виде отпечатков чьих-то пальцев.
Что-то дрогнуло в её груди и отозвалось болью. Нилюфер Султан помнила то время, когда валиде пребывала в таком состоянии. Первые два года их жизни в Старом дворце, когда её раны были ещё свежи, а боль от потери мужа и сына слишком сильной. Нилюфер тогда была ребёнком, но безумно любила свою мать, потому тоже страдала.
Возможно, именно в те два года она и обозлилась на мать. Ей была нужна её любовь и забота, а Эсен Султан не обращала на неё никакого внимания, день ото дня лежала в постели и вот так же бестолково смотрела в потолок.
Эсен Султан понадобилось несколько лет, чтобы восстановиться, прийти в себя и вернуться к нормальной жизни. Нилюфер Султан не могла позволить этой истории повториться. Теперь, когда она может оказать поддержку, будучи уже не ребёнком, а взрослой, она не станет бездействовать и просто наблюдать за тем, как страдает мать.
— Валиде?
Никакой реакции.
Недовольно поджав губы, султанша подошла к ложу, забралась на него прямо в одежде, в которой тренировалась, и села рядом с лежащей матерью. Дотронувшись до синяка на её правом локте, Нилюфер Султан потемнела от сдерживаемой ярости и негодования.
— Кто это сделал с вами? — процедила она, второй рукой прикоснувшись ко впалой щеке матери, тем самым пытаясь привлечь к себе её внимание. — Посмотрите же на меня! — требовательно вскрикнула она, но ничего этим не добилась. — Прошу вас, — теперь уже умоляющий шёпот. — Мама…
Последнее слово, произнесённое едва слышно словно в страхе, что его кто-то услышит, но с нежной мольбой, пробудило Эсен Султан. Она несколько раз растерянно моргнула и медленно перевела серо-голубые глаза на нависшее над ней смуглое и красивое лицо дочери, полное изумившего её страха, беспокойства и расцветающего облегчения.
— Нилюфер?..
— Вот так, — одобрительно отозвалась та, помогая матери сесть и подкладывая под её спину несколько шёлковых подушек, чтобы ей было удобно. А после сама же изумилась своим действиям, но решила не заострять на этом внимание. — Вы меня напугали… Что случилось, раз вы в таком состоянии? И что это у вас на руке?
Непонимающе нахмурившись, Эсен Султан посмотрела на свой локоть, а после помрачнела и побледнела. Её взгляд снова стал терять осмысленность, и, заметив это, Нилюфер Султан сжала костлявые плечи матери и безжалостно встряхнула её.
— Прекратите это!
— Что же я наделала? — горько прошептала Эсен Султан, с ужасом смотря на дочь, ничего не понимающую. — Она права. Во всём права… Я должна гореть в пламени страданий. В ином мире я не обрету покоя, а буду вечно расплачиваться!
Из неясных слов матери, которые она, плача, шептала в какой-то бессознательности, Нилюфер Султан смогла отыскать те, что, в конце концов, всё для неё разъяснили.
Входя в гарем, она видела Зеррин Султан, разговаривающую с Эмине Султан возле ташлыка.
— Я скоро, — решительно сверкнув тёмно-карими глазами, султанша попыталась покинуть ложе, но мать схватила её за руку и потянула обратно к себе, так жалобно и душераздирающе плача, что Нилюфер Султан не сдержалась и легла рядом с ней, приобняв одной рукой и положив темноволосую голову на костлявое плечо матери. — Не плачьте. И не думайте о том, что она сказала. Больше она к вам не посмеет подойти. Я обещаю.
Происходящее было настолько странным, непривычным и пугающе-новым. Но впервые за всю свою сознательную жизнь лёжа рядом с матерью на её плече и обнимая её, Нилюфер Султан чувствовала правильность этого. Словно так и должно быть.
Осознание того, что её матери — сломленной прошлым, эмоционально нестабильной, неуравновешенной и оттого слабой — причинили боль не только душевную, но ещё и физическую, рождало в ней просто громадную волну гнева.
Спустя несколько минут Эсен Султан затихла и, приподнявшись на локте, Нилюфер Султан поняла, что она, изнурённая истерикой, заснула. Осторожно покинув ложе, она сняла с себя меховой плащ, оправила белую льняную рубашку и узкие брюки, в которых тренировалась, и решительно вышла из покоев.
Сопровождаемая изумлёнными и недоумевающими взглядами, видимо, из-за своего внешнего вида, Нилюфер Султан вышла к ташлыку и, к своему удовлетворению, увидела её.
Молодая женщина с длинными рыжими волосами, облачённая в бордовое платье, с высокомерным взглядом синих глаз. Зеррин Султан. Она всё ещё была здесь, в султанском гареме, но уже сидела в самом ташлыке за одним из столиков, лениво попивая что-то из кубка.
Несколько наложниц окружили её и о чём-то рассказывали, а Зеррин Султан слушала их и иногда коротко кивала. Видимо, пыталась что-то разузнать или просто сплетничала.
Зло ухмыльнувшись, Нилюфер Султан решительно подошла к ней. Когда синие глаза коснулись её с оттенком недоумения и настороженности, она, наслаждаясь всеобщим вниманием, наклонилась к Зеррин Султан, выхватила у неё из рук кубок и отставила его на столик, а после резко схватила её за правый локоть, сжимая его изо всех сил.
Вскрикнув от боли, Зеррин Султан испуганно и вместе с тем гневно дёрнулась, пытаясь высвободиться, но безуспешно. Вскочив с тахты, она высокомерно взглянула на Нилюфер Султан, прожигающую её пугающим тяжёлым взглядом, который было очень трудно выдержать, но она это сделала, причём, ценой невероятных усилий воли.
— Что ты себе позволяешь?! Отпусти!
Наложницы затихли и замерли, наблюдая за происходящим с испугом и жадным интересом. Евнухи и калфы напряглись, но вмешиваться боялись.
— Замолчи и слушай, — процедила Нилюфер Султан, точно также приблизив своё лицо к красивому, но испуганному лицу Зеррин Султан, не зная, что повторяет её же действия при её разговоре с Эсен Султан. — Больше я предупреждать не стану. Не смей подходить к моей матери и уж тем более что-то ей говорить.
— Угрожаешь мне? — с вызовом отозвалась Зеррин Султан, но с меньшей самоуверенностью. — И что же ты сделаешь?
— Это не угроза, а предупреждение, — ответила та, всё ещё с силой сжимая её локоть в твёрдом намерении оставить синяк больше и болезненнее, чем она оставила её матери. — И прежде, чем обвинять кого-то в смерти Гюльхан Султан, вспомни, что она сделала. Все знают, что смерть шехзаде Ахмеда — сына Селин Султан — на её совести. Моя валиде считает, что смерть Шах Султан также. А скольких простых наложниц она убила, боясь потерять влияние на моего отца? Не счесть. И мою валиде пыталась убить. Ту смерть, которая досталась ей, она заслужила. И Эсен Султан если и виновна в ней, в чём ты уверена, воздала ей по заслугам.
Зеррин Султан горько усмехнулась.
— А как же ты оправдаешь то, что она сделала с моим братом и его семьей?
— За это благодари Карахан Султан, с которой ты, насколько мне известно, даже поддерживаешь связь. Все здесь были её марионетками в те годы. Моя валиде не стала исключением, да и это было невозможно. Топкапы ещё не видел таких, как эта интриганка. Надеюсь, что и не увидит больше.
— Всё, что ты говоришь, пустая болтовня, — ухмыльнулась Зеррин Султан, покачав рыжеволосой головой. — Какими бы не были причины, Эсен Султан лишила меня семьи. И я никогда этого не забуду, каких бы оправданий и угроз не слышала от тебя. Так что отпусти меня и не смей ко мне подходить.
— Придётся забыть, если не хочешь отправиться следом за своей семьёй, — нисколько не растерявшись, произнесла Нилюфер Султан, не обращая внимания на попытки вырваться из её хватки. — Ты слишком слаба и глупа для мести. А если ты всё же попытаешься навредить моей матери, встретишь на своём пути меня.