— Валиде Султан приглашает нас в Топкапы, — проговорила Эсен Султан, протянув дочери письмо, полученное утром. — Михримах хочет поехать. Что думаешь ты?
Снисходительно-насмешливо покосившись на сестру, выражая тем самым своё отношение к тому, что она хочет, Нилюфер Султан молча приняла письмо и прочитала его.
Несмотря на трудности в отношениях с матерью, Нилюфер Султан имела влияние на неё, и многие решения Эсен Султан считала нужным согласовывать с нею, не отдавая себе отчёта в этом.
— Я не против, — наконец, ответила Нилюфер Султан. — Не думаю, что за этим стоит что-то плохое.
Эсен Султан, тяжело вздохнув, поджала губы.
— Что вас тревожит, валиде? — мягко и осторожно спросила Михримах Султан, положив руку на материнское плечо. — Если вы не хотите ехать, мы останемся здесь.
— Ну уж нет, — фыркнула Нилюфер Султан. — Вы можете остаться здесь, а я поеду в Топкапы. С меня довольно убожества Старого дворца.
— Ты не можешь не понимать, что стоит за этим приглашением, — возразила Эсен Султан.
— Вероятно, её хотят отдать какому-нибудь старому и дряхлому паше, вернувшемуся из похода вместе с повелителем, — усмехнулась султанша, посмотрев на сестру, отчего та, до этого смотревшая на неё, поспешно опустила серые глаза в пол, не в силах выдержать её взгляд. — Вы об этом?
Михримах Султан вспыхнула румянцем от смущения и возмущения и испуганно посмотрела на мать, пытаясь понять, действительно ли она имела в виду это.
— Как и тебя, Нилюфер, — мрачно добавила Эсен Султан.
— Пусть только попробуют, — процедила в ответ та, сверкнув тёмно-карими глазами. — Я не выйду замуж до тех пор, пока сама этого не захочу. И никто, даже повелитель, не заставит меня.
— Сомневаюсь, — не обратив внимания на тон дочери, спокойно возразила её мать. — Что же ты сделаешь, когда повелитель отдаст приказ? Что бы ты не говорила, ему всё равно. Там, в Топкапы, они тебя даже не знают. Им не важны твои чувства. Твоя жизнь.
— Я — не вы, — жёстко усмехнулась Нилюфер Султан. — И уж тем более не Михримах. Если я чего-то хочу или, в данном случае, не хочу, моё мнение услышат. Уж поверьте. А если вы, как говорите, сомневаетесь, давайте примем приглашение, отправимся в Топкапы и проверим, так ли это. Я не боюсь. А вот вы боитесь, валиде. И, знаете, чего? Воспоминаний. Они — истинная причина вашего нежелания возвращаться.
— Замолчи! — вскрикнула Эсен Султан, отчего Михримах Султан испуганно вздрогнула, а Нилюфер Султан шире усмехнулась, осознав свою правоту. — Как ты смеешь так со мной разговаривать?
— Только не начинайте, — раздражённо отмахнулась Нилюфер Султан, поднявшись с подушки. — Я вернусь в свои покои, а Михримах, как всегда, выслушает ваши сетования на то, какая же я плохая дочь.
— Прежде, чем уйти, ответь на один вопрос, — со слезами на глазах смотря на дочь, дрожащим голосом произнесла Эсен Султан. — Неужели в тебе нет сострадания? Неужели ты совсем не любишь меня, свою мать, или сестру?
— Я презираю слабость, а сострадание — это и есть слабость. Я ценю вас, как свою мать, и всё что я делаю или говорю, не имеет цели задеть вас или причинить вам боль. Я просто знаю, чего хочу, и не думаю о том, нравится это кому-то или нет, потому что мне не нужно чужое одобрение, в отличие от кое-кого. А насчёт сестры… Я и её ценю. Жаль только, что она вот уже шестнадцать лет как покоится в земле. Иных сестёр у меня нет. А если вы о Михримах… Кто она мне? Никто. Хотите знать, кто она для вас? Замена моей сестры, которую вы потеряли.
Поклонившись, Нилюфер Султан покинула покои под возмущённо-усталым взглядом матери.
Михримах Султан, опустив светловолосую голову, тихо плакала, не выдержавшая слов сестры.
Топкапы. Гарем.
В этот вечер султанский гарем был оживлён как никогда.
Раздавались переливы весёлой музыки, наложницы в ярких платьях танцевали и смеялись, поедая сладкий лукум, а султанши, обособленно сидевшие на больших подушках за столом, накрытым множеством яств, с улыбками наблюдали за происходящим, наслаждаясь празднеством.
Валиде Султан, сидя во главе стола, мягко улыбалась, тихо разговаривая о чём-то с Фатьмой Султан, которая после смерти Селин Султан стала для неё дочерью.
Филиз Султан с дочерью Эсмой Султан сидели противоположно Эмине Султан, и женщины то и дело неприязненно переглядывались.
Эмине Султан любила быть в центре внимания. Этим вечером так и было. Яркая, открытая, с широкой белозубой улыбкой и сияющими радостью от возвращения повелителя ярко-зелёными глазами она, сидя за столом, слегка пританцовывала под музыку, то и дело смеясь над тем, что говорила ей на ухо её служанка и младшая сестра Элмаз-хатун.
Филиз Султан отчего-то это уязвляло, и она, видимо, неосознанно чувствуя себя ущемлённой во внимании, хмурилась и почти не улыбалась.
Эсма Султан, любившая празднества, в отличие от матери, весело улыбалась и едва сдерживалась, чтобы не присоединиться к танцующим наложницам. Она любила танцевать, но мать не одобряла это, считая, что это занятия для наложниц, а не для дочери повелителя.
Валиде Султан, заметив вернувшегося в гарем Идриса-агу, которого куда-то посылала, оторвалась от разговора с Фатьмой Султан, будто ожидая чего-то.
— Валиде Султан, — подойдя, поклонился Идрис-ага. — Султанши.
— Говори, — позволительно кивнула Дэфне Султан.
— Филиз Султан, — повернувшись к той, елейно улыбнулся главный евнух. — Повелитель пожелал принять вас этой ночью.
Валиде Султан улыбнулась уголками губ, довольная тем, что сын прислушался к ней и тепло посмотрела на Филиз Султан. Они с Эмине Султан словно поменялись местами.
Теперь Филиз Султан, перестав хмуриться, широко улыбалась, и её серые глаза цвета грозового неба засияли, а Эмине Султан будто потускнела, нахмурилась и надменно вздёрнула подбородок.
— С вашего позволения, Валиде, — поднявшись с подушки, поклонилась Хасеки Султан, радостно посмотрев на ту.
— Ступай.
Эсма Султан, поднявшись с подушки вслед матери, поклонилась ей, уходившей. Не успела она опуститься обратно на подушку, как поднялась Эмине Султан, и подхватив подол своего пурпурного платья в руки, поклонилась, с вызовом в ярко-зелёных глазах посмотрев на Валиде Султан.
— Позвольте и мне удалиться.
— Что такое? — непонимающе нахмурилась та, и от тепла в её серых глазах не осталось следа. Они похолодели. — Тебе же было так весело.
— Что-то мне нехорошо…
— Упаси Аллах, ты заболела, — иронично отозвалась Дэфне Султан, к изумлению остальных. Только в случае с Эмине Султан она позволяла себе подобное. — Раз так, отправляйся в свои покои и отдохни. Не стоит их покидать до утра. Выспись как следует, и, глядишь, поправишься.
Всем присутствующим был ясен намёк в её словах. Этой ночью Эмине Султан нельзя выходить из своих покоев, дабы не помешать хальвету Филиз Султан.
Будь на месте Эмине Султан другая женщина, она, вероятно, подчинилась бы воле Валиде Султан. Но это было не так. Надменно улыбнувшись, она промолчала, поклонилась и покинула гарем в сопровождении Элмаз-хатун.
— Мирше, — обернувшись на хазнедар, произнесла Валиде Султан. — Я не хочу, чтобы этой ночью что-либо помешало встрече моего льва с Филиз Султан.
— Да, султанша, — послушно кивнула Мирше-хатун. — Не беспокойтесь. Я прослежу за этим.
Ночь.
Топкапы. Покои Эмине Султан.
Если днём Эмине Султан была облачена согласно своим предпочтениям, то ночью она их благополучно отодвинула в сторону, принимая предпочтения султана Баязида.
Она любила красный, розовый или пурпурный цвета. Он любил зелёный и золотой.
Однажды Эмине Султан поинтересовалась, почему именно эти два цвета он выделяет среди других. Повелитель ответил, что зелёный цвет он полюбил, смотря в её глаза, а золотой цвет — касаясь её волос.
Султанша помнила эти слова, и сейчас стояла перед зеркалом в изящном зелёном платье, расшитым золотой нитью, и в золотых драгоценностях, сверкающих в свете зажжённых свеч.
Она предпочитала масло жасмина. Ему нравился запах розового масла.
Проигнорировав флакон с жасминовым маслом, лежавший в шкатулке, протянутой ей Элмаз-хатун, Эмине Султан взяла лежащий рядом с ним флакон с маслом розы и оставила его следы на шее, груди и запястьях.