Выбрать главу

Салли опустил глаза, а потом всё-таки рухнул.

Всегда белоснежный балкон окрасился алым.

Возмездие действительно пришло, только карало оно не тех…

========== 2.4 ==========

Рыжевато-русый пацан по имени Перси был единственной причиной, по которой Кон сохранял самообладание, то есть, пытался сохранять, если таковое ещё осталось. Например, вместо суицидального прыжка на землю он выбрал не менее опасные, но всё же ведущие вверх, а не вниз, скачки по балконам и лестницам. Чем выше, тем непригоднее будет становиться воздух, но им надо долезть хотя бы до какого-нибудь лифта.

У Перси больше нет семьи, у Кона больше нет земляков. До двадцатого, нет, уже до тридцатого этажа из земли поднимается нечто и жрёт башни, как семечки.

Впрочем, почему «нечто»? По небесно-мифологическим рассказам Ти и собственным наблюдениям Кон сделал вывод, что их жрёт сама земля. Возмездие… за то, что понастроили? За то, что выкорчевали из почвы всё живое, чтобы нагромоздить на месте гор и лесов стекло и бетон? Пожалуй, что так.

— Куда мы бежим? — в очередной раз спросил Перси. — Почему мы не вернемся?

— Да умерли они! — воскликнул Кон. Ему было плевать, насколько это неправильно с педагогической точки зрения. Остановившись на каком-то лестничном пролете, он обернулся и внимательно посмотрел на пацана: тот светил изодранными коленками и держался за его руку, а ещё не ревел, хотя стоило бы.

— Я знаю, — так же упрямо повторил ребёнок, всё-таки шмыгая носом. — Все умерли… Но если кто-то ещё остался, мы должны их спасти! Вы же меня спасли?

«На свою голову, блять, спас».

— Слушай, пацан… Можешь засунуть в задницу своё ребяческое благородство. Я, конечно, очень горд и всё такое, что сопляк типа тебя рвётся спасать людей и защищать землю-матушку. Земли-матушки больше нет, схавала она нас! Потому что мы съели её первыми… А люди сейчас сами по себе. Это не наша работа, — голос охрип, — вытаскивать их оттуда. Этим занимаются специальные люди, пацан. Мы выжить должны…

— Выжить и спасать других людей! — гнул своё Перси.

— Да, как скажешь, господи, блять, — Кон сцапал его за локоть и потащил дальше. Больше, чем необходимость нянчиться с ребёнком, его бесили только собственный страх перед происходящим и эти грёбанные волосы. Слишком длинные и слишком яркие, они при первой же возможности сыграют с ним злую шутку.

Наверху, через пару этажей, распахнулась балконная дверь. Неужели им наконец-то протянут руку помощи? Кон с большим энтузиазмом схватился за перила, пацан тоже задрал нос кверху. Есть надежда. Сначала из окна вылетел горшок для растений — последние такие закончились лет десять назад, но люди упрямо разводили цветы и фикусы дома, хоть это и запрещалось высшей властью. За горшком последовал какой-то шкаф неслабого размера, а потом с балкона выпал очередной труп.

Старушка летела мимо них всего пару мгновений, но Кону этого хватило. Перси зажмурился, и правильно сделал, потому что старческое тело было увито каким-то плющом, кожа покрыта стремительно разрастающимися мхами и лишайниками, а из глаз, ушей и носа женщины пробивали себе дорогу корни.

«Для нас выращивание домашних растений было попыткой спасти природу, — Кон медленно поднял глаза на балкон: тихо. — Для растений это стало сигналом к действию… Твою мать, у них что, мозги есть?! Или что-то большее, чем мозги…»

— Мы т-туда не пойдём? — дрожащим голосом спросил пацан, цепляясь за его пыльную и грязную штанину.

— Не пойдём…

Но куда?

Одновременно зашумело снизу, сверху и сбоку. Снизу — продолжала поедать всё сущее земля; сверху — скрип на балконе, сбоку — какой-то человек, наверно, бодигард, кто ещё может оказаться в таком месте… Перси радостно закричал и бросился к человеку, Кон не мог оторвать глаз от балкона. Что же там происходило?

— Кон!

Это оказался парнишка из подразделения мастера Джея. Цу помахал рукой, спрыгивая со стены. Техника мастера и спецодежда позволяла ему ходить по любой поверхности и под любым углом, но быть человеком Цу от этого не перестал:

— Я могу только одного, но здесь недалеко…

— Хватай пацана, я переживу как-нибудь, — отмахнулся Кон. — Да не в этом смысле, блять! Ты вернёшься и заберёшь меня! Я что, на самоубийцу стал похож?

— Нет, конечно, — не без облегчения отозвался Цу, поднимая Перси на руки. — Ещё кто-нибудь? Нет? Мы скоро…

Он умчался по стене: далеко, по лестницам пока будешь добираться, сотрёшь руки и ноги в кровь. Значит, ждать этого брата-акробата. Можно было спуститься, но это безумие, залезть внутрь — только на тот проклятый балкон. Подумав немного, Кон плюнул и залез.

Ничего там не было, тьфу ты. А зассало-забулькало… Взбесившись на самого себя, он прошёл к выдвижному столу и затребовал ножницы. Система услужливо предложила десятка два, Кон схватил ближайшие и почти без сожалений откромсал свою огненную гриву. Пошла она в жопу, эта грива, если угрожает твоей жизни.

Снаружи донёсся утробный вой. Где-то вдалеке зазвенело стекло. Так звенят битые бокалы и битые башни…

Кон шаркал ногами по отрезанным локонам, когда в комнате резко потемнело. Ножницы он уже убрал, да и лезть с ними на то, что показалось в окне, было бы просто глупо. Огромный ком земли, который застилал вид на остальную улицу, медленно открыл глаза.

«Вот мне и пиздец…»

Стену проломила огромная клешня, перепачканная почвой, кровью, чьими-то внутренностями и оборванным тряпьём, похожим на женское платье сестры центра реабилитации. Кон оторопело таращился на неё, потом шатнулся назад — стена. Тупик. Все проходы завалило землёй. Как ЭТО сюда попало, почему оно пришло? В коридоре блеснул проклятый горшок для домашних растений…

Кон почти не почувствовал, как меж ребер вонзается что-то огромное, острое и грязное, как оно проворачивается изнутри, цепляет его и с силой вытаскивает, почти вырывает из дома — он не мог оторваться от глаза, большого, с тройным вытянутым зрачком, вместо ресниц — трава, вместо век — земляная прослойка. В голове прозвучало что-то похожее на «люди должны умереть», но никто ничего не говорил в этой грёбанной комнате.

Вылетев наружу со вспоротым животом и оказавшись перед обоими глазами Земли, он наконец закричал.

***

Ти летел на уровне сотого этажа и смотрел, как гневается земля. Херувим всегда знал, что она живая: живее, бессмертнее и долговечнее любого человека, только люди в это не верили. Глупость и самонадеянность этих организмов привела к такому печальному концу… Их много и они умеют давать продолжение роду, а земля — она одна, только старше всех вместе взятых людей.

Спикировав, он оттолкнулся ногами от трещавшей по швам стеклобетонной стены. Люди одумались и бежали к лифтам, и те увозили их к морям. Кораблей на всех не хватит, но об этом Ти старался не думать. С горечью приходилось признавать, что половина лифтов по дороге пересечётся с землей, и тогда — какая отвратительная мысль! — кораблей, пожалуй, хватит с избытком.

Он начинает думать, как человек, и это ужасно… Шаг, ещё шаг, взмах, поворот. Где-то здесь должен был быть Цу. Всё вокруг падает, и Ти падает тоже, только он ещё может взлететь обратно, а разгромленные человеческие жилища — нет. Кое-что полезное люди ему объяснили: невозможно спасти всех, кем бы ты ни был. К сожалению, это так. К сожалению. Приходится делать выбор между человеком и человеком, а такой выбор Ти терпеть не мог. Почему люди ссорятся и не могут просто простить друг другу какие-то мелкие недостатки? Почему одни люди заставляют других что-то делать, если они всё равно твари одной породы и ничто их не различает? Почему он не может…