— Иду-иду, — Салли знал, что эти двое друг друга на дух не переносят, и уже привык передавать послания по десять раз на дню. Конечно, он тоже не любил капитана Брукса, но это чувство не шло ни в какое сравнение с тем, какое испытывали друг к другу солдафон с херувимом. — Кстати, мастер Джей опять тебя искал расспросить насчёт квартиры.
Ти комично закатил глаза и никак не среагировал.
— Ну Ти.
— Ну чего? — теперь махнул крылом, не хочет разговаривать, значит.
— Он любя, — заявил Салли. — Дядечка желает тебе только лучшего. Например, квартирку в какой-нибудь крутой башне поближе к небесам.
— Если бы я подходил этим небесам, меня бы оттуда не сбросили, — любезно напомнил Ти. — Что ему еще надо?
— Ему не нравится, что ты много времени проводишь на земле.
— Дай-ка угадаю, сейчас я услышу про рыжего сатану.
— Это само собой, — хмыкнул Салли. — Так вот, мастер Джей просто непреклонен. Объясни ему сам, что тебе нормально, хорошо? Я больше не могу, он слишком добрый, на него не наорёшь… начальник тем более…
— Ты столько лет общаешься с Коном и до сих пор не порыжел, — безапелляционно сказал капитан Тирелл. — Значит, и я от этого не умру.
— Ты с ним живёшь! — счёл нужным напомнить Салли и засмеялся. — Это всё компенсирует!
— Ваши человеческие предрассудки меня раздражают… Какая разница, где я живу и с кем? Как ты себе представляешь продажу квартиры крылатому существу, которое в дверь с трудом проходит? — возмутился Ти. Одной из любимых тем на поспорить были именно человеческие предрассудки. Как совершенно верно заметил Кон, после таких споров начинаешь думать, что Ти — прав, а люди — дерьмо, причем все без исключения, и человечество обречено в первую очередь из-за своей глупости.
В самом деле, какая разница. Всё равно люди обречены. Салли пожал плечами и отправился искать нелюбимое начальство, попутно думая, что сбрасывай Рай херувимов почаще, может, человеческая жизнь сложилась бы иначе…
***
Кон с десятой попытки вошёл в пустой лифт, пристегнулся и куда-то тыкнул. Возможно, на кнопку. В три часа ночи с земли никто не поднимается, а ему приспичило домой, ну, хоть иногда надо приезжать до утра? Они прилично повеселились сегодня, ай, точно, надо перезвонить Милинде… Доехала ли домой Милинда? А не похрен? Нет, он обещал.
— Как ты, рно… родная? — поинтересовался Кон, чувствуя, как ключ-карточка уплывает из рук, и ловя её на коленях. — Я пчти деохал. Дмой. А ты?
— По счастью, нас с тобой не связывают кровные узы. И я надеюсь, что никогда не свяжут брачные, — ответил Хэнк. — Что-нибудь ещё, достойное моего пробуждения среди ночи?
— Ох ты ж блять. Извини, я не звонил тебе хотеть, — пожаловался Кон. — Слшй… А когда мирнет рух? Я всё забываю спорсить…
— Рух мирнет, если ты не проспишься, — посоветовал Хэнк. — Знаешь, я, пожалуй, позвоню Ти, раз проснулся… К такому надо быть готовым.
— Да ему норм! — Кон зачем-то махнул рукой, собеседник этого увидеть никак не мог. На том и порешили. Как-то раз он действительно расшевелил совесть и осторожно спросил, не нарушают ли его пьянки и загулы какую-нибудь херувимскую заповедь. Ти ответил, что хозяин дома не может нарушать заповеди гостя, и это он зря, потому что Кону больше нравилось зависать на земле, чем страдать на высоких этажах башни.
Как ни странно, они ни разу не поругались, в том числе по этому поводу. Крылатому капитану было по барабану, кто и во сколько приходит, алкоголь на него действовал максимум как вода, а с новой работой Ти и сам задерживался часами и днями, так что никаких проблем. Хоть Нора с Милиндой были знакомы, так что иногда дамы сердца оставались на самообеспечении.
Или почти никаких проблем, подумал Кон и треснулся лбом в стену. Нет, это не его квартира. Его дальше…
Полотенцем по лицу… нет, это вообще не его квартира. Следующая…
— Вот теперь да, — пробормотал Кон, покачнувшись и упершись спиной во входную дверь. — Дбро пожаловат.
Он скинул ботинки и кое-как стащил с себя куртку — волосы мешали жутко, но не стричь же из-за ерунды. Не дай бог, решат, что он в башню собрался… тоже мне, в ба-ашню… Слишком высоко. Проползя к раковине, Кон наспех умылся и хлопнул рукой по столу в поисках полотенца. Нету…
— Ти, — жалобно позвал он в темноту. — Где полотенце?
— На месте полотенце, — зевнули в ответ. — Ты его сам куда-то перекладываешь всё время…
— Не пекерладываю я, — Кон оскорбился до глубины души. — У каждого полетенца есть своё мес… то. А, нашёл.
— Полетенец — это я, а ты алкоголик, — радостно констатировал друг.
— Вот это новость, неожиданно пиздец! Щас, я найду диван…
Наконец он рухнул на своё место, и через пару минут потолок перестал качаться. Кон вгляделся в темноту — ворох крыльев, который Ти во сне сбрасывал со своей софы, немного светился.
— Когда мы умрём? — без обиняков спросил Кон. — Я знаю, что обязательно, но когда?
— Скоро, — поворочавшись, Ти повернулся лицом к нему. И глаза у него светятся, зашибись. — Я-то не умру, то есть, умру, но не от этого. А вы все слишком легкомысленные… бежать надо.
— Куда?
— Свободным осталось только море. Других выходов я не вижу, — в крылатике явно заговорил капитан сейф-тауэра. — Эти небоскрёбы, эти башни… Вы сами себя загоняли в ловушку столько лет, и вот, пожалуйста. Теперь даже спрятаться негде.
— Твоими бы устами тышу лет назад, — съязвил Кон. — На строительстве первой высотки. А на море не вариант…
— Почему?
— Салли укачивает, он сдохнет первый.
Кон закрыл глаза, почувствовав, как диван качается. Вот так же и на корабле будет… Интересно, они правда смогут бежать морем? А зачем? Жить-то хочется. Хотя… иногда не очень.
Но не потому ли он так цепляется за землю, что хочет жить? Внизу остаются не только криминалы, внизу остаются те, кому ещё хоть как-то дорога собственная свобода. Салли другой, он любит защищать свободу других и ловить преступников, и вообще ему нравится эта работа. У Хэнка не было выбора, а теперь он где-то посередине и тоже очень хочет жить дальше. Ти так вообще дар небесный, ха-ха, только небо от дара отказалось… Херувим никогда не хотел об этом рассказывать, и любопытствовать про себя вскоре надоело. Он просто есть, и всё. Есть, был и будет, потому что не умрёт, наверное.
— Когда ты в последний раз делал глупость? — спросил Кон.
— Что? — кажется, он уже заснул, во даёт.
— Глупость, говорю. Ты, когда упал, очень этим увлекался.
— Отстань, — сонно сказал Ти. — Всё равно забудешь под утро, ты же пьяный…
— А хули нет, — Кон почувствовал прилив сил и сел обратно. Правда, промахнулся и оказался на полу. — Да бля…
Через полминуты шороха и заспанного бормотания он почувствовал движение совсем рядом. Ти взял его лицо в свои ладони и внимательно посмотрел в глаза.
— Точно забудешь, — улыбнулся он. В темноте одни глаза светятся, больше ничего.
— Н тргй, — попросил Кон, — мня.
— О да, я помню. Людей нужно трогать по строго определённой схеме отношений.
Слишком много слов для пьяного Кона. Покачав головой, он попытался встать, но только оперся локтем о край дивана — и больше ничего. Темно и тихо… Его щеки коснулись тёплые губы.
— Мне всё равно, — вполголоса сказал Ти. — И здесь никого нет. Мне кто-то говорил, что это знак защиты… Ты не умрёшь, потому что я этого не допущу. Мы возьмём всех, кого захотим, Салли, Хэнка, Милли, Нору, и бежим на море. Ну как, я сделал глупость?
— Да, — Кон невольно потёр щёку. — Сделал…
— Хорошо. — Сильные руки подняли его обратно на диван, и потолок снова закачался. — Какая всё-таки разница, кто где родился, кто где живёт, кто как выглядит? Мне же никто не может запретить защищать тех, кто дорог?