Стемнело. Ночь опустилась на землю, ласковая прохлада окутала усталых людей своим легким покрывалом, в кустах заскрипели сверчки, а в иссиня-черном небе зажглись яркие звезды. Огромные костры запылали на обоих берегах реки, бросая во все стороны причудливые сказочные тени, разгоняя сгустившуюся тьму. Запах горящей плоти наполнил воздух, разгоняя очарование летней ночи.
Шлагенер стоял на коленях у погребального костра. Пламя почти касалось его, обжигая лицо и руки, от едкого дыма слезились глаза, першило в горле. Однако, это даже к лучшему — не нужно будет никому объяснять, почему по щекам у закаленного ветерана текут слезы.
Зигмар свидетель как же трудно хоронить своих товарищей, тех, с кем вместе проливал кровь, прошел десятки сражений, прошагал вдоль и поперек пол-Империи. Оказывается — это гораздо труднее, чем погибнуть самому.
Одно за другим огонь поглощал тела павших воинов.
И это — еще одна сторона войны: живым предстоит оплакивать мертвых.
Из-за гула бушующего пламени и треска прогорающих веток, Форстер не услышал, как в ночную симфонию звуков вклинился еще один. Его внимание привлек Клеменс, дернув Шлагенера за руку, заставляя обернуться, и, отвлекая юношу от печального созерцания погребального костра.
Пятеро всадников спешили к лагерю со стороны леса.
Судя по их виду, они долго скакали во весь опор. Лошади были загнаны до полусмерти, тяжело дышали и исходили пеной, да и всадники выглядели немногим лучше.
— Что, Морр меня забери, происходит? — удивленно пробормотал Форстер.
— Ну, если бы я был верующим, я бы сказал — случилось чудо, — весело ухмыльнулся Клеменс.
Это оказался передовой разъезд армии Стирланда. Армия графа Мартина находилась всего в пятичасовом переходе от Ленгенфельдского моста.
— Целых пять часов нового дня, мой друг, — возразил Форстер. — Достаточно времени, чтобы мы все отправились на свидание с Мором.
— Не все так плохо, приятель, — расплылся в улыбке Клеменс. — Я успел перекинуться с ними парой слов: ребята наткнулись на людей Ягера, на дороге недалеко от Воллештадта. Скажем, так… Они убедили его вспомнить о воинском долге. Сейчас Ягер разбил лагерь прямо вот за этим леском позади нас. Да, лес кажется пустым: нет ни костров, ни шума, ничего, что выдавало бы присутствие армии. Но, можешь мне поверить, — они там — ждут в засаде. И когда завтра утром Брандт пойдет в атаку, рассчитывая смести наши слабые силы, думаю, он будет чертовски удивлен, увидев, как наша кавалерия обрушивается на его голову. А пока они будут приходить в себя, армия графа уже прибудет на поле боя. Две тысячи человек, Форстер. Хотел бы я увидеть лицо Брандта, когда он узнает об этом. Мы выполнили задачу, друг мой, мы — удержали мост!
Шлагенер хотел было улыбнуться, но не смог — он слишком хорошо понимал, какую цену пришлось заплатить, чтобы это чудо стало реальностью. Тела погибших товарищей, уже превратившиеся в пепел, и те, что все еще лежали у его ног, не давали ему возможности.
Он чувствовал себя полностью опустошенным.
И это — еще одна сторона войны. Сколько же их всего еще предстоит увидеть…?
Среди жителей Империи черный корабль пользовался дурной славой. Суеверные люди оставались верны себе во все времена — ходили слухи, что увидевшего это судно ждут всевозможные напасти, которые разорят и уничтожат его дом, а то, и того хуже — приведут к смерти хозяина. Легко представить какой лихорадочный трепет вызывал по обоим берегам реки этот барк величественно скользящий по водной глади Рейка.
Говорили, что черный корабль — зловещий предвестник несчастий, готовых обрушиться на измученную Империю. А, замечая странную гибель птиц, сопровождающую его появление, слали вслед проклятия и ругательства так же неистово, как возносили молитвы Зигмару или Ульрику.
И вряд ли кто-то стал бы отрицать, что смерть, невидимой тенью следует за черным кораблем.
В Мариенбурге трое разодетых как павлины купцов метались на причале, рвя на себе волосы и оплакивая утрату, когда их жены с готовность поднялись на корабль, загипнотизированные взглядом Маннфреда, стоящего на носу, словно стройная изящная статуя одного из героев древних времен. Ветер задумчиво играл его длинными роскошными волосами, когда он кивком поманил их к себе. Глупцы мужья, конечно же, не хотели их отпускать. Что же, дураки нашли свою смерть.
Маннфред не воспользовался ими сразу. Он приказал отвести их в трюм и посадить в клетки — женщин приводили к нему по одной, когда жажда крови, достигала высшей точки. Это было такое утонченное удовольствие — слышать их отчаянные рыдания в трюме, крики о помощи, когда их вели к нему в каюту, ужас в глазах, оцепенение и отчаянные попытки вырваться, в то время, как Маннфред насыщался их молодой, свежей кровью.