— Не бойся, малышка, я не причиню тебе боль, — прошептал он.
Девушка нежно провела ладонью по щеке Маннфреда.
— Два, пенса, господин, — тихо прошептала она, теснее прижимаясь к Маннфреду и заглядывая ему в глаза, ее дыхание сбилось, став частым и прерывистым.
— Да, конечно, — снисходительно улыбнулся вампир, доставая из кармана две монетки и зажимая их в ладони девушки. — Вот, моя дорогая, теперь ты довольна?
Девушка подняла кулачок к лицу, медленно разжала его и удивленно вгляделась в монеты — она ожидала получить медные пенсы, а в лунном свете блестели два серебряных шиллинга. Малышка судорожно сжала руку и быстро спрятала деньги где-то в многочисленных складках своей юбки, словно опасаясь, что мужчина вдруг передумает и потребует их обратно.
— Ну, иди же ко мне, — снова настойчиво позвал Маннфред.
Девушка расстегнула кофту, медленно сползшую с ее плеч — обнаженное человеческое тело так соблазнительно белело в неровном свете луны, приникающем сквозь листву, — обняла Маннфреда и крепко прильнула к нему всем телом.
В этот раз вампир укусил по-настоящему — глубоко впившись в нежную, чуть солоноватую от пота кожу, погружая клыки все глубже в податливую, живую плоть, жадно впитывая теплую пульсирующую кровь. Это было божественно…
Малышка дернулась от боли, но вампир лишь крепче сжал ее в своих объятиях, не давая слабеющей и теряющей сознание девушке упасть на землю. Маннфред жадно насыщался, опустошая свою жертву — ее кровь обновляла его, давала жизнь…
Тихий вздох вырвался из разорванного горла несчастной — так выходит воздух из разорванных мехов кузнеца. Через мгновение, он перешел в глухое клокотание, затихшее вместе с последним вздохом несчастной.
Вампир аккуратно положил мертвое тело девочки под деревом, и, порывшись в складках ее одежды, достал два серебряных шиллинга — те самые монеты. Затем, он привел в порядок одежду малышки и закрыл ей глаза. Со стороны казалось, что какая-то хорошенькая юная девушка устала и прилегла отдохнуть под деревом. Усмехнувшись, Маннфред положил шиллинги ей на глаза — хорошенькая юная девушка умерла в тени печальной ивы, — картина, способная позабавить взор тысячелетней нежити.
В последний раз взглянув на бездыханное тело, вампир отправился в обратный путь, зная, что еще четыре ничего не подозревающие души ждут его у черного входа театра Зеймюллера.
Что же, теперь у него будет много еды, а черный корабль продолжит свой зловещий путь по Рейку к заветной и долгожданной цели.
Глава 3
Красавица и чудовище
Джон Скеллан по-прежнему оставался в игре.
Целый город раскинулся перед ним, предоставляя вампиру обширные охотничьи угодья, о которых тварь, подобная ему, может только мечтать.
Наконец-то он может сбросить с себя маску жалкого калеки, которую был вынужден носить в последние дни владычества Конрада, силы постепенно возвращались к нему — хотя бы частично. Эта хитрость прекрасно помогла ему, как на поле боя на Мрачных Болотах, когда вампиры Конрада фон Карштайна потерпели сокрушительное поражение, а, сам правитель Сильвании лишился головы, так и позднее — во время панического отступления уцелевшей нежити. Однако сейчас Скеллан чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы восстать из пепла и вновь послужить своему господину.
Маннфред идет! Он возвращается!
Лицо вампира все еще хранило на себе следы избиения, которому подверг Скеллана Йерек. Рваные раны на щеке и вокруг левого глаза зловеще багровели на бледном лице, пустую правую глазницу прикрывала черная повязка, носимая на пиратский манер и придававшая и без того мрачному лицу вампира совсем уж зловещее выражение. Конечно, со временем, раны полностью затянутся и, даже зрение полностью вернется к нему — таковы регенерационные способности вампиров — однако, и Скеллан это прекрасно понимал, что как раз времени у него катастрофически мало. В этом была забавная двойственность существования всех бессмертных: иметь в своем распоряжении бесконечное долгую жизнь, и, в то же время, быть ограниченным внешними обстоятельствами — какая жестокая усмешка судьбы.
Скеллан чувствовал этот приближающийся шторм, эту атмосферу липкого и ползучего страха, повисшего в воздухе и предвещавшего появление Маннфреда. Он ощущал приближение владыки с момента битвы на Мрачных Болотах. Сначала — это было легкое беспокойство, которое Скеллан списывал на неудобства регенерации, которую переживал его организм, однако — он ошибался. Это было что-то иное: предвидение, внутреннее озарение, животное предчувствие приближающейся скрытой угрозы, засевшее где-то в глубинах подсознания вампира. Что именно — Скеллан и сам не мог объяснить.