Выбрать главу

Катакомбы Нульна стали для вампира вторым домом.

Местные называли катакомбы — Подземьем, или Убежищем, и они действительно стали таким местом для Джона Скеллана, когда вампир, только обнаружив их, с трудом пробирался по запутанной сети подземных переходов, представляя собой весьма печальное зрелище. Раны, полученные Скелланом на Мрачных Болотах, были ужасны: лицо вампира напоминало кошмарное месиво, нос был сломан и провалился, кожа на лбу и щеках висела лохмотьями, обнажив кости, выбитый правый глаз дополнял страшную картину — все-таки Йерек Крюгер хорошо над ним поработал. Скеллан являл собой жалкую пародию на могущественного бессмертного: поломанный, изуродованный, пытающийся затеряться среди отбросов общества. Здесь внизу — он стал тенью, укрылся в одиночестве подземелья, словно какой-нибудь прокаженный, зализывающий свои гноящиеся раны, только — в отличие от скота — Скеллан мог восстанавливаться, обретая былую силу.

Скеллан нашел приют в заброшенном подземелье глубоко под храмом Шаллии: теряя рассудок от безудержной боли, он бродил по старым склепам, в которые, по всей видимости, никто не спускался уже несколько веков, стараясь не тревожить прах мертвых, на протяжении бесчисленных столетий предаваемых земле в этих давно забытых криптах. Иногда, случались минуты облегчения, но, большей частью времени — боль была нестерпима. Скеллан стонал и корчился от боли, сон приходил лишь урывками, он погружался в забытье и тут же выныривал. Вампира мучили кошмары: они преследовали его, эти старые воспоминания — то, что как он надеялся, навсегда умерло вместе с Джоном Скелланом. Перед его взором вставал призрак Лизбет, снова и снова возвращаясь к нему в приступах горячечного бреда: ее взгляд, улыбка, чуть припухлые, такие сладкие губы, нежная кожа, ласковые прикосновения рук. В первый раз Скеллан с яростью выбросил из головы ее улыбку, пытаясь разорвать в клочья ту эфемерную связь, которая тоненькой ниточкой протянулась к его, такому презираемому ныне вампиром, прошлому. Однако, по мере выздоровления, Скеллан стал находить какое-то болезненное удовольствие в этих видениях, излучавших какое-то особое спокойствие и умиротворение. Они были несравненно лучше, чем все остальные воспоминания, которые терзали бессмертного.

Казалось, этот кошмар никогда не кончится, тем не менее, вампир, наконец, оправился настолько, что смог выбраться на поверхность. К этому времени красная жажда настолько завладела Скелланом, что буквально сводила его с ума, заглушая все остальные мысли, чувства и желания: шесть женщин в течение нескольких часов нашли свою смерть под ударами его клыков, а их обескровленные тела остались валяться в придорожных канавах.

В катакомбах Старого Города кипела невидимая жизнь, скрытая от глаз добропорядочных обывателей — казалось, что все темное и злобное, забилось под землю, скрываясь от солнечного света: наемные убийцы, контрабандисты, воры и прочие преступники — все они использовали эти подземные пути для своих грязных целей.

Эти тайные дороги позволяли добраться даже до богатых районов Нульна: Нового Города с его административными зданиями, садами и парками, улицы Правосудия и Дворца Юстиции с кучей клерков и мелких чиновников, поглощенных работой, района Рыбного рынка с его постоянным столпотворением и оживленной торговлей. Но самой желанной целью был, конечно, Район Развлечений: Нимфенштрассе с многочисленными тавернами, гостиницами, борделями и прочими увеселительными заведениями и Дрогштрассе с чередой трактиров и кабаков, в которых бесконечной рекой льется пиво, вино, водка и другое, не менее горячее пойло.

Бросив последний долгий взгляд на храм, вампир повернулся к нему спиной: настало время, углубиться в этот город, найти место, где его голод мог быть утолен новой, более изысканной пищей — той, что сама пыталась утолить свою жажду в Районе Развлечений.

Двигаясь преимущественно под землей, Скеллан незамеченным достиг Нимфенштрассе — района разврата, порока и разнообразных излишеств. Сладкий аромат парфюма обволакивал его, заглушая запах пота, немытого тела и канализации. Копни чуть глубже и наткнешься на трупы и могильных червей — ухмыльнулся про себя вампир — что поделать: скот остается скотом, в какие бы одежды он не наряжался.