— Никто и не говорит, что это была хорошая война, — горько усмехнулся граф Мартин. — Или, что это плохой мир.
— Что верно, то верно, — согласился талабекландец. — У вас есть двадцать четыре часа, чтобы покинуть нашу территорию, затем — мы возобновим боевые действия.
— Двадцать четыре часа? Весьма щедро с вашей стороны, — нагнувшись, фон Кристальбах задумчиво погладил одного из псов, лежащих у его ног. — Хотя, как я догадываюсь, не вполне достаточно для этих людей, независимо от того, как вы заботились о них. Я не могу взять их с собой на марш.
Брандт обернулся и окинул взглядом группу усталых, оборванных людей, пришедших сюда вслед за ним. Форстер последовал его примеру — граф Мартин был абсолютно прав; они не выдержат этот интенсивный переход. Только теперь юноша понял, почему граф Стирландский привел на место обмена все свое войско: он готовился сражаться. Сражаться за них — своих пленных солдат! За шесть десятков измученных, но не сломленных духом человек!
— Семьдесят два часа, потом — мы начнем преследование, — после нескольких мгновений размышления над создавшейся ситуацией, согласно кивнул головой Акким Брандт. — Этого времени — более чем достаточно, чтобы вы и ваши люди покинули нашу землю.
Форстер удивленно обернулся к Аккиму Брандту — такое благородство со стороны противника юноша встречал впервые. Несмотря ни на что, талабекландец давал им шанс вернуться домой. Брандт не питал никакой вражды по отношению к любому из них: для него — это были обычные люди, просто, живущие на другом берегу реки и выполняющие приказы своего господина. И, в ближайшее время, между ними и талабекландцами не будет никакой вражды, по крайней мере, в следующие семьдесят два часа.
— Ты хороший человек и достойный противник, — протягивая руку Аккиму Брандту, воскликнул граф Мартин. — Если когда-нибудь Оттилия перестанет нуждаться в твоих услугах — знай, что в Стирланде, ты всегда будешь желанным гостем.
— Кто знает, что нам уготовано судьбой, — пожимая руку фон Кристальбаху, задумчиво промолвил талабекландец. — Жизнь солдата всегда находится на острие клинка его противников.
В этих словах не было и намека на иронию.
Подозвав одного из сопровождавших его солдат, Брандт приказал ему снять оковы, сковавшие руки пленников. Через пару минут эта нехитрая операция была закончена. Освобожденные стирландцы медленно пересекали заснеженную равнину, направляясь к своим боевым товарищам, пришедшим вместе с графом Мартином. Солдат встречали радостные улыбки и жаркие объятия сослуживцев, уже не чаявших когда-нибудь увидеть своих друзей живыми. Это был прекрасный момент! Сейчас они могли, хотя бы на короткий миг, забыть обо всех ужасах войны, забыть о том, что завтра, или, послезавтра, им придется сражаться снова и, многие из них найдут свою смерть на поле битвы. Все эмоции, желания и сокровенные мечты умрут вместе с ними, а, распростертые тела будут лежать в кровавой грязи, уставившись остекленевшими глазницами в низкое зимнее небо, и, лишь воронье будет радостно кружиться вокруг, пируя на их бренных останках.
Одинокий человек понуро брел в противоположную общему движению сторону, удивительно контрастируя с общим воодушевлением, царившим в рядах стирландцев. Он двигался словно побитый пес, получивший очередную взбучку от своего жестокого хозяина. Он был разбит, раздавлен и сломлен. Его лицо покрывала густая щетина, отросшие волосы спутались и торчали во все стороны грязными неряшливыми патлами. Плечи человека согнулись, словно под тяжестью непосильной ноши, голова была низко опущена, ноги с трудом волочились по заснеженной траве. Да, пребывание в плену не лучшим образом сказалось на боевом духе Якоба Шрэма. А его возвращение — не вызвало особого энтузиазма у людей Аккима Брандта. Якоб Шрэм — был их Дитрихом Ягером, неожиданно для себя осознал вдруг Форстер.
Помяни орка — он и появится! Дитрих Ягер, этот высокомерный сукин сын, важно прохаживался неподалеку от графа Мартина, греясь в лучах славы знаменитого полководца и, намекая непосвященным, на достаточно близкое знакомство с правителем Стирланда. Юноша презрительно сплюнул на землю — волна ненависти к этому самодовольному хлыщу захлестнула Шлагенера помимо его воли.
Подождав, когда последний пленник талабекландцев присоединится к товарищам, Форстер подошел к Аккиму Брандту и, обменялся горячим рукопожатием с человеком, еще вчера бывшим его врагом, а сегодня, — ставшим если не другом, то тем, кем юноша искренне восхищался.
— Пусть Зигмар всегда хранит тебя, мой друг, — искренне улыбнулся талабекландец.