В комнату зашёл врач и сказал лишь одну фразу:
— Ты выжила!
***
Ровно через неделю я покинула стены этой белой ловушки. Все что я знала, так это тот факт — у меня остался только маленький брат, который сейчас в коме. Я продала всё, что можно было с нашего дома, папины, мамины вещи, вещи Кары, Мари. Мне нужно было раздобыть денег на его лечение. Через две недели моей никчёмной теперь жизни, пришло письмо, в котором указывалось, что меня отправят в приют для подростков, а брата дом малютки, так как родных у нас больше нет, а взять опеку над братом я не могу. Спустя месяц брат выздоровел и сейчас в больницу за ним приехали, я держала его на руках, прижимая к себе. Маленький, любимый братец плакал, когда в палату зашли люди с опеки. Он прижался ко мне и не хотел отпускать. Если бы можно было сбежать, я убежала бы с ребёнком на руках, и всё равно, чтобы с нами случилось, и мы были бы вместе, но нам не было куда податься. Его у меня забрали и, идя по коридору, я слышала только детский плач, рвущий всю тишину больницы, плач, который я боялась услышать, плач, который накатывал слёзы, что потекли ручьем. Завтра заберут, и меня подумала я, и от этого мне не стало лучше.
Я собирала вещи, в то время как в дом вошли какие-то люди, мне уже было всё равно кто это, что они здесь делают. Как оказалось, дом выставили на продажу и уже подбирали покупателя. Местные власти были как всегда, бесчувственны к горю людей. Их больше волновало стоимость оставшегося имущества и что с ним можно сделать. От отца осталась фирма, но его партнёр выкупил у власти пакет акций и полностью одержал над ней власть. От мамы осталась машина, оформлена на неё, её тоже сдали в салон как подержанную и получили хорошую плату. Какие всё-таки бесчувственные люди и даже мои друзья словно забыли меня после этого происшествия.
========== Ознакомление с приютом ==========
Приют для подростков находился ближе к реке Дон, его отделяло от неё лишь несколько километров. Старое здание, окутанное плющом, а помимо этого высокий забор с колючей проволокой, для надёжной защиты. Все это больше смахивало на тюрьму чем приют. Три высоких здания протянули в разные стороны. Один корпус учителей. Другой корпус для детей. Третий же школа и университет. Здесь были дети, начиная от пятнадцати и заканчивая к двадцати годам. В этом приюте давали, как и среднее образование, так и выше. Но всё равно условия здесь были не из приятных.
Мне выделили комнату на третьем этаже, с небольшой скрипящей кроватью и тремя соседками по комнате. Которые, на мой взгляд, были недовольны новой персоне. Кровать стояла у холодной стены, которая была покрыта плесенью и грибком. Небольшая деревянная тумба на диво показалась новой. Небольшой шкафчик был заполненный одеждой: школьное белое платье с рюшами, уже ставшее жёлтым из-за долгого использования и стирки, потёртые старые джинсы, чёрная футболка с длинным рукавом, и белая с коротким, новое, тёмное платьице с широким бантом впереди для особых случаев, пара чёрных лакированных туфель, лодочек уже неизвестной давности и кремовые балетки. Зеркало висело внутри шкафа, большое, потёртое на весь рост и даже внизу с надписью Marie. Косметики как таковой не было, только небольшой тюбик тонального крема, который лежал на верхней полке у каждой девочки и мальчика, на экстренный случай, чтобы скрыть круги под глазами. Маленький тюбик блеска для губ тоже лежал у девушек, для того же случая. Впервые я была рада, что никогда не пользовалась косметикой, а просто делала ванночки для кожи. Небольшой кусочек мыла лежал в коробочке, его нам давали на два месяца. Для приёма душа одно небольшое полотенце, почти просвещающейся, от потёртости. Жизнь была здесь несладкой. Но примерно так же мы сводили концы с концами несколько лет назад, когда отец почти обанкротился.
Питание здесь было на удивление качественным, нас кормили четыре раза в день, баловали разными вкусностями. Именно сейчас во время обеда я вспомнила Роберта, ведь он тоже так любил, покушать клубнику. Больше всего меня огорчала, мысль. Что я больше не увижу своего брата. Не смогу взять его, прижать к себе, поиграть, и просто прогуляться с ним по парку. Я не увижу его никогда. Подруг среди приюта у меня нет, все, что есть, так это мой толстый дневник, который подарил отец на моё день рожденье, спрятанный под матрас, где я описываю каждый день мучений здесь. Там же и лежит крестик с маленькой иконкой, ведь нам запрещают носить его.
========== Важный день ==========
Неделя моего пребывания здесь выдалась тяжёлой. Меня здесь уже возненавидели.
Гелллана а-ля Вар — отличница, самая образцовая девушка приюта, а теперь и наш учитель, задавала нам много заданий и для того, чтобы наш приют продолжали финансировать нужно подать вид, будто здесь плохое обучение, что нужны новые книги, оборудование и, вообще говоря, ремонт, на одном из таких уроков, когда здесь находились спонсоры я отличилась знанием. Именно поэтому я сейчас сижу, заперта в чулане. Но больше всего её расстроило не то что ремонта не будет, а именно то, что она не найдёт повод встретиться с Альжабером (спонсором), каждый в приюте знает он ей нравиться и она постоянно ищет повод и возможность заглянуть к нему, чтобы понравится. А он просто проводит с ней время, в то же время у него есть жена, которой он изменяет с Гелланой, а бедняжка надеется выскочить за него замуж.
Вот, стук в дверь. Мне принесли еду. Мне ещё недолго осталось сидеть здесь. Завтра я снова отправлюсь на учёбу. Местные власти скоро посетят наш приют. Из-за того чтобы переманить наши голоса в честь своих кандидатур на голосовании. И даже это от нас не зависело. Кто больше заплатит пансионату, за того и проголосует большая часть, именно тот что будет противиться, того запрут, как и меня, и отдадут за него голос.
***
Сегодня, особый день. Как говорят все учителя день заработка, ведь его действительно можно было назвать так. Каждый из кандидатов одарит нас пару десятками долларов. В наши обязанности, как детей входило играть на камеру, при этом выглядя естественно. Я открыла знакомый для меня шкаф, целую неделю я не видела этой убогой комнатки, а только камеру и библиотеку, теперь она мне казалась раем в сравнении с чуланом, твёрдая перина, оставила на моей спине отвратные синяки. Чтобы скрыть их мне пришлось постараться. Я посмотрела на себя в зеркало, как всегда я прекрасна. Жаль только что мама с папой меня не видят. Уже как год я в этом чертовом пансионате, через месяц будет ровно год, как их не стало. И также ровно год без братика, родного брата, который даже не помнит меня. Эти воспоминания навлекли на мои тёмные и без того мрачные глаза слёзы. Я все ещё стояла у зеркала. В нём виднелась рыжеволосая девушка, с золотистыми проблесками прядей. Чёрное платье подчёркивало её не без того приближенную к средней фигуру. На ногах красовались чёрные лодочки. Её губы были алые, прибывав в камере, девушка нашла в уголку красную помаду, за что и поплатилась перед девушками. Скрытый под слоем тонального крема синяк под глазом все ещё болел.
— Ей, ты идёшь? — спросила Адель. Девушка вперекор статуту оделась в повседневную одежду.
— Да конечно. – Ответила я.
Только Адель за такое долгое время увидела во мне прекрасную подругу и хорошего собеседника. Как только мы вышли в холл на нас все огляделись, так как все девушки уже