Мяукнув, Васька был таков.
Погас свет розоватой лампы…
И чтоб не повторяться штампам
Мы скажем только, что росток
Был рад, что вытянуться смог
В счастливое столпотворенье.
На этом всё стихотворенье.
Я верю волшебству
Я верю волшебству, иначе,
Какой же я тогда поэт?
(Пусть над поставленной задачей
Я бьюсь не очень много лет).
Не буду говорить: "однажды",
"со мной" и "вот как раз тогда!.."
(При этом вид примерив важный),
Да ну! Какая ерунда!
На самом деле с давних пор
(Здесь уточняю: с малолетства)
Мой путь сквозь тёмный коридор
Бывал тропинкой в королевство…
Давно я выросла, друзья,
Но и сейчас, как прежде, нужный
Поход за дальние моря,
Неповторимый ветер Южный
И смех русалок в камышах,
И откровенья птицы Сирин…
(Я не была б в учениках,
Но очень-очень попросили
И в сказку обратился быт.)
Ведь вся реальность человечья –
Для невозможного магнит
И компас к каждой новой встрече.
Фонарь
Фонарь погас!..
Автобус едет в парк по тёмной магистрали
В вечерний час.
Подобная фонарная случайность
Содержит некую таинственную негу.
Погас фонарь.
Он, очевидно, замечтался о ночлеге,
Как было встарь…
Волна
Волна сияющая, гордая волна!
Своею скоростью и силой, и свободой –
Сама собой, сама в себе пьяна,
Полна своею собственной природой.
Упрямая, тугая как струна
Натянутая в зыбком промежутке,
Клочке земли: снесёт его волна,
Довольная такой удачной шуткой.
Вперёд и вверх! Ещё! Наискосок!
Сверкают брызги, небо покоряя.
Ворча, перемещается песок,
Что был давным-давно рождён камнями.
Но… Поднялась волна. И разом смыла их,
Упрятала в своём подводном царстве…
А ветер лёг смиренно, и затих.
Волна как женщина — не можно с ней тягаться.
В полночной тишине, держа в руке Перо…
В полночной тишине, держа в руке Перо
(Хотя, быть может, это просто ручка),
Сидит Певец. И тёмный коридор
Что позади, наполнился созвучно –
В такт мыслям, вылетающим из стержня –
И птицами в бумаге отражаясь
Мелодией земною, чудной, нежной.
И темнота, своей природой маясь
Поблёкла, растворилась, разнеслась
Над лужами, по небу, по проспектам –
Враз сумрак позабыл, что солнце где-то
И что заря ещё не началась…
А лампа встрепенула абажур,
Подглядывая, наклонясь к бумаге.
Но вдруг чернилам не хватило влаги:
Остановился, зацарапал грифель
Предсмертной рифмой осыпая хрипло
Того, кто видел эту жизнь душой,
Того, с которым эту жизнь прошёл!..
Поэт умолк и дряхло встал с дивана
(Наверно — стула, но не в этом дело)
И рвано на руках синели шрамы
От старого безжизненного тела.
«Щёлк» лампы, возвестившей о кончине,
Прошаркавший к портьерам тапок звук…
Как будто в чём-то тёмном уличили!
Как будто друга выпустил из рук!..
Негаснущий рассвет помог забыться –
Тьма замолчала, место уступив.
…Лишь к полу обращённые ресницы
Сквозили влагою, стыдливость позабыв.
В рассветной тишине не видел их никто.
Снежная дверь
Льняные строки. Зимнее сказанье.
Из года в год, из века в век одно:
Бессмертных литер буквосочетанья
Узором выткали морозное окно.
Пушит метель.
Холодный солнца луч
В перине туч упрятан необъятной.
Сказания седых небесных круч
Немой восторг свой дарят непонятный.
Ни зги не видно, всё наощупь вдруг –
Набросок мира светлой акварелью…
И слышится невидимого стук…
Что там?.. за этой снежной дверью?..
Притягательный апельсин
— Нет, я не съем вот этот апельсин!
Он слишком крупный (сочный, дивный фрукт!
Такой пленительный. Передо мной… один
Здесь на тарелке…) — Кто хороший тут?
(Он так манит… оранжевый и… сладкий!
Волшебною… кислинкой полон он,
Вкуснейшей мякотью под оболочкой гладкой!..)
— Не стану. Нет. Вопрос уже решён!
К чему? (Так хочется!) И зубы разрушает…