Наконец после часовых блужданий замечаю вывеску «Синей ночи» и стрелку, которая указывает на парковку.
Вхожу через служебный вход — заведение еще закрыто для публики — и оказываюсь внутри большого зала, набитого синими круглыми диванами, которые стоят вокруг низких столиков. За барной стойкой в форме буквы «S» девушка с дредами расставляет по порядку бутылки с ликерами. Люстры светящимися шарами свисают с потолка, над проходами, над сценой для представлений и диджейским пультом.
Ко мне, покачивая бедрами, направляется высокая, пышнотелая женщина, с прической «Мильва» на крашенных хной волосах, одетая в джинсы и блестящую ярко-розовую майку.
— Очень приятно, Саманта.
Мы взбираемся на табуретки за стойкой бара.
— Обожаю писательниц, — начинает Саманта пронзительным голосом. — Особенно Дачиа Мараини, я читала все ее вещи.
— А других знаете?
Она постукивает по белоснежным зубам длинными ухоженными ногтями, улыбается и меняет тему:
— Скажи честно, что ты хочешь узнать?
Отмечаю морщинки вокруг глаз и по краям рта, заметные, лишь когда она улыбается. Возможно, из-за ежедневных сеансов в солярии. Саманта говорит, что регулярно ходит в гимнастический зал, а сегодня ради меня пропустила сауну. Мы примерно одного возраста. Не слишком ли стара для такой работы?
Девушка из бара поставила на стерео компакт-диск, и сейчас из динамиков разносится «Гудбай», которую поет Алексия.
— Много работы?
— Да, есть маленько. Тони любит показывать фокусы, и иногда по вечерам я ассистирую, если не жду окончания стриптиза.
— Стриптиза… женского?
— Не только, бывает и мужской. Восьмого марта, главным образом.
— Вы все время были… танцовщицей?
— О нет! — восклицает она. — Сначала я была моделью. Нижнего белья. Я танцую для себя, это моя натура. — Саманта выгибается вперед и наводит на меня груди, на которые можно усадить младенца.
— А здесь, в «Синей ночи», есть другие, твои коллеги…
— Да, — морщит она нос, — но не такие опытные и сексуально привлекательные. Тони часто говорит, что мое призвание — работать в «Синей ночи». Я — прекрасное капиталовложение. Многие мужчины просят у меня номер телефона.
— А ты?
— Даю неправильный, если только они не извлекают здоровенного увальня.
— Увальня?
— Я с Капри. А ты как говоришь? Ствол? Здоровяк? Здоровый кусок мужика?
— У них твердые члены?
Саманта хрипло смеется, отбрасывая за плечи каскад медных локонов.
— Они разные. Я была с актерами кино, знаменитыми певцами, а один раз даже с одним из Тони.
— Тех Тони, из цирка?
— Да, но не спрашивай имени. Он женат.
— Как знать, может быть…
— Да… из цирка.
— Очевидно.
Саманта пересела на край табуретки и придвинулась почти вплотную. У меня смутное ощущение, что она хочет соблазнить меня, но я не испытываю очарования и не предчувствую угрозы.
— Чтобы написать обо мне, ты должна увидеть, как я работаю.
— Для этого я и приехала.
Она улыбается с хитринкой:
— Тогда поймешь.
— Ты ничего не боишься?
— Чего?
— Чего-нибудь.
— Например?
Слезаю с табурета.
— Например, старости.
16
«Синяя ночь»
— Ты в первый раз в частном клубе?
На Тони белая рубашка с персиковыми полосками, широкие джинсы, стянутые ремнем из выделанной кожи, и высокие сапоги на каблуках. Поскольку заведение не откроется для публики раньше чем через пару часов, владелец пригласил меня поужинать в пиццерии при клубе.
Мы сидим за деревенским столом из свежесрубленного дерева. На стене афиши с объявлениями о стриптизе, гербы и описания знаменитых пивных марок. Заведение больше напоминает ирландский паб, чем пиццерию.
— «Синяя ночь», — рассказывает Тони, пока мы ждем пиццу, — это эволюционировавший частный клуб. По определению, это «тяжелая дискотека».
— Для кого она? — спрашиваю я, отпивая ледяной «Гиннес».
— Для молодых, которые хотят оторваться… Для девочек в коротких юбочках, которые отираются рядом с подружкой… Либо для пар за сорок, которые хотели бы заняться свингом или поучаствовать в порношоу нашей Дженни. Всем хочется возбуждения, новых стимулов…
— Почему ты решил открыть частный клуб?
— Это было в семидесятых, когда я пришел в «Саванну» в Милане. Меня туда привела тогдашняя подружка, гораздо более объемная, чем я. У меня всегда были понимающие женщины, — смеется Тони со вкусом, засовывая бумажную салфетку за рубашку. — Классно бывало на пару пошалить с законом. Только потом, когда испробовано все, уже не можешь остановиться…