Я ничего не понимаю.
И как только ладонь с мою голову обхватывает затылок… Половину лица простреливает адской болью.
Зажмуриваюсь, шиплю и всё, что слышу — отдаляющиеся шаги.
Он… Ударил меня об пол! Головой! Из-за чего всё вокруг кружится. В глазах темнеет.
И пока пытаюсь прийти в себя в квартире с открытой нараспашку дверью, я остаюсь одна…
Рихтер
— Выбор был плохой, — протягиваю пачку денег. Нет, с этой девчонкой я точно разорюсь. — Ей стало плохо, она ушла. Просила передать.
Шмидт растерянно смотрит на сорок кусков перед ним. Хотел добавить ещё, но подумал, что слишком палевно. Откуда у девчонки, что собирает повсюду деньги, ещё? Накинуть. Как компенсацию.
— Как? А именинник?
И это всё, что его заботит?
— Я заказал ему другую девицу.
— Нет, Александр, ты не понимаешь, — начинает смело, немного экспрессивно. — Виола то, что я хотел.
Хмм.
— Почему? — брови сами сходятся вместе.
— Она — девственница. Натуральная. Без всяких операций. Кёлер любит таких. Знаешь, как бы его вставило?
Хочу усмехнуться, но продолжаю держать на лице маску спокойствия и безразличия.
Уже не девственница.
И скажу честно — не зацепила бы она меня, не впрягался бы за неё сейчас.
— Я понял, — киваю. — Дай полчаса. Но к той не лезь. Себе заберу.
— Ааа, — ехидно тянет. Глазками сверкает. На кресло откидывается, будто в нашей встрече и моей заинтересованности он помог. — Вот оно что… Решил себе девчонку захапать. Одобряю, одобряю, хорошенькая… Сестричка у неё тоже ничего такая. Они чем-то похожи. Но у той балласт…
— Я в курсе, — обрубаю. Всё равно мне на её семейку. — Она должна мне денег. Будет отрабатывать. Натурой.
— Так она для тебя, что ли, собирает? — усмехается. — Понятно теперь всё. Ну, ты, конечно, дерьмо. Но ладно, развлекись там. Жену мне, правда, твою жалко.
Прыскаю от смеха.
— Ты же всё знаешь, — сдержанно прикрываю глаза. Встаю со своего места. — Условия нашего брака. И сам должен понимать, что жена — всего лишь слово. На этом закончим. Я пойду.
— Не злись, я всё, — взмахивает руками, сдаваясь. — Удачи провести время с девочкой…
Чуть не закатываю глаза. Но буду лгуном, если скажу, что этой встречи я не жду. Очень жду. Чтобы взглянуть в эти карие напуганные глаза. И услышать огорчённый голос. Когда она говорит, что не успела ничего собрать.
Выхожу из комнаты, закрываю за собой дверь. Играюсь пальцами с ключами от машины. И представляю завтра нашу встречу.
При мысли о которой… Ухмылка сама расплывается по лицу.
Что же, маленькая ты девчонка… Проверим же тебя на стойкость.
Глава 11
Виолетта
— Виола, что случилось?! — не надо было мне сегодня идти на работу. Мало того, что у меня искусаны все губы, на щеке виднеется синяк, так ещё я и проплакала всю ночь. Стоит ли говорить про изрезанные руки? Этого точно им видеть не стоит.
— Тяжёлая ночка, — я сдохнуть готова. — Всё нормально. В подъезде лампочка перегорела. Я упала, когда возвращалась домой.
Я устала лгать родным. Да и вообще. Ненавижу это дело, но сейчас я совершенно не знаю, что и делать.
Максимум, до чего я смогла додуматься — написать заявление об ограблении. Но как часто бывает… Это может решаться неделями. Если не месяцами.
Ставлю сумку на стол и стараюсь как можно быстрее уйти отсюда, чтобы больше не заводить разговор на эту тему.
— Эй, и куда ты? — сестра хватает меня за рукав рубашки. — Ты в таком виде собралась идти?
А что не так?
— Маску надену, — не понимаю её такой реакции.
— Нет уж, — всплескивает руками, отпуская меня. Давит мне на плечи и заставляет сесть на стул. — Рассказывай.
Но я не хочу этого делать. Как только я начну рассказывать — заплачу. А мне ещё нужно до вечера придумать, где взять сто тридцать тысяч евро. Кредит мне не оформят. Да никому из нас такую сумму не дадут.
— Камилл, не сейчас, — нехотя отзываюсь, вырываясь из её хватки. — Мне работать нужно.
Я, не слушая её голос за спиной, хватаю халат и выхожу из ординаторской. Иду на смену в регистратуру, где меня уже ждёт толпа разъярённых пациентов. Пытаюсь отвлечься. Отвечаю на звонки, записываю на приёмы.
А сама думаю о том, что мне теперь делать. Потому что вчера вечером я просрала не только свои малые деньги, но и всей семьи. И как им сказать об этом — не представляю.
Зато знаю точно одно — мы все… в большом дерьме. А я… Тем более.