– Что ты сказал сейчас? – шокировано, не веря, но в то же время с невероятной радостью пробормотала я, запуская свои пальцы в его мягкие, словно шелк, волосы.
– Я люблю тебя, – снова повторил он, прикусывая мочку моего уха. Из легких послышался томный стон, а его руки не находили покоя. Было ощущение, будто он изголодался по мне, хотя так оно, возможно, и было.
– Я тоже тебя люблю. Ты просто не представляешь насколько, – я толкнула Антона в грудь, отчего тот плавно перекатился на спину, подыгрывая мне. Я оседлала парня сверху, впиваясь в его губы с новой порцией поцелуев, при этом ощущая его явное возбуждение под своими ягодицами. Он хотел меня. Точно. Без сомнений, точно так, как и я его.
– Ты тот еще дурак, Прокопов, – рассмеялась я, стягивая с его тела эту сексуальную майку. – Я жду от тебя объяснений, – страсть затуманила мой разум, и я напрочь забыла обо всех обидах и невзгодах.
– Они будут, только позже, – промурлыкал он, помогая уже мне избавиться от его же рубашки. – Чертовы пуговицы… – Антон резко дернул по шву, и дорогая, вероятно, ткань разошлась практически пополам, а маленькие пуговицы с характерным для них стуком раскатились по полу, ну а я осталась в одном нижнем белье, что меня далеко уже не смущало.
Застежка бюстгальтера щелкнула, а ранее упомянутый предмет полетел куда-то в сторону. Я снова оказалась под невероятным телом Антона, уже довольно ярко ощущая все прикосновения. В данный момент я чувствовала себя оголенным нервом. Не менее. А прохладный пол приятно охлаждал разгоряченную кожу спины.
Мы закончили все разговоры, а вернее, забыли про них, давая полную волю всем чувствам и самым сокровенным желаниям, покоившимся в наших душах и телах все это долгое время. Наконец-то мы вместе, и пусть это продлится всего лишь одну ночь. Я не боялась этого. Я хотела этого. Давно хотела.
Мои размышления прервало новое ощущение, неизведанное ранее: мягкие губы блондина сомкнулись на моем соске, слегка покусывая его, а свободная рука стянула с моих бедер последний предмет одежды. Я оказалась полностью обнаженной.
– О, Господи… – я громко всхлипнула, когда он ввел в меня сразу два пальца, попутно нажимая большим пальцем на чуть припухший от подобных ласк клитор. – Это не честно.
– Что «не честно»? – дразня, спросил Прокопов, ускоряя темп своих движений. Я уже ничего не осознавала от нахлынувшего возбуждения. – Ты… все еще одет… – слова получались немного не связными, но он, видимо, меня прекрасно понял и, на секунду оторвавшись от меня, стянул джинсы на пару с боксерами, открывая вид на свое прелестное тело. О, Боги, как же все-таки он прекрасен.
И снова эти яркие, будто выполненные только в ярких красках, ощущения.
Он вошел в меня одним резким толчком. До упора, и начал двигаться, ну а я уже ничего не понимала, лишь слегка покачивала бедрами. Поцелуи становились все более яростными, а зубы больно стукались друг о друга, но мы не придавали этому пустяку значения. Нам было хорошо, и больше ничего не волновало. Весь мир отступил на шаг назад. А проблемы… Проблемы ушли на второй план. Да, мы вспомним о них, но только завтра. Не сейчас и не в ближайшие пару-тройку часов. Есть только он и я… И больше ничего не надо.
***
Машина резко затормозила около главных ворот гимназии.
– Ну, и что будем делать? – тихо спросила я, повернувшись к Антону лицом. Он чуть приоткрыл окно и закурил сигарету, выдыхая едко-серый дым на улицу.
– Ничего, – просто ответил он, одаривая меня нежным взглядом. – Я думал, мы все решили. Еще вчера, поэтому и не беспокоюсь по этому поводу.
– Ты же хотел подождать до Нового года, верно? – я отстегнула ремень безопасности и перебралась к нему на колени. Аккуратно. Не задевая аппаратуру. – Я тоже буду ждать, если потребуется.
– Знаешь, что, – парень выкинул недокуренную сигарету в окно, при этом заключая мое тело в свои теплые объятия. – Не нужно этого делать. Мы всем покажем, что мы вместе, и плевать я хотел на эту шизофреничку. Я буду всегда рядом с тобой, обещаю и защищу тебя ото всех. И пусть кто-то попробует тебя обидеть. Убью.
– Я не совсем понимаю твоей логики, Прокопов, – я прислонила палец к своей верхней губе, явно о чем-то задумываясь. – А ты не мог этого мне раньше сказать? Еще тогда, в кинотеатре?
– Все повернулось иначе, это во-первых, – серьезно проговорил Антон, – а во-вторых, я был полным идиотом, если так думал. Мне не хватало тебя. Очень сильно, – он уткнулся носом в мою шею, вызывая бунт приятных мурашек и ощущений, а свободной рукой гладил по спине.
– У нас все будет хорошо, и никто не сможет разрушить все это заново, – будто уверяя саму себя, ответила я, скользнув ладонью по его волосам. – Мне тоже тебя не хватало. И еще, я очень-очень люблю тебя, – его губы нашли мои и, одарив меня легким, даже целомудренным поцелуем, совсем несвойственным Прокопову, отпустили. Все было понятно без единого слова с его стороны.
Он поставил автомобиль на сигнализацию, и мы, держась за руки, направились на уроки.
Но даже тогда, когда все начинает налаживаться, все равно что-то будет мешать, и этим чем-то оказалось невероятное сообщение, пришедшее мне на сотовый телефон с неизвестного номера, ровно в девять утра:
«Вот оно, доказательство. Педофилизм на лицо. Теперь понятно, почему наша всеми любимая директриса усыновила Антона. Вероятно, чтобы удовлетворять себя в собственной нужде». А ко всему этому была прикреплена фотография Антона и его матери, целующимися в его кровати. Да и к тому же обнаженными.
Даже не вооруженным глазом видно было, что это голимый фотошоп, но одноклассники, да и к тому же вся школа думали иначе. И мне стало настолько плохо, когда я увидела выражение лица Антона. Он с яростью сжал в руке свой телефон, видимо, сообщение стояло на рассылке, и кинул тот в стену. Даже не удостоив меня взглядом, он схватил свой портфель и ринулся прочь из кабинета информатики под смешки собственных одноклассников и друзей. И вся его популярность покатилась вниз, разрушаясь с каждым новым сообщением.