Кейт с трудом заставила себя повернуть голову, чтобы взглянуть на одежду, разложенную на кровати, — шея словно онемела.
— Это мне?
Ралф взял с кровати нечто вроде кимоно густого брусничного цвета с золотистой каймой.
— Это подарок моей матери. Я его никогда не носил, — объяснил он, хотя она ни о чем не спрашивала.
Кейт подумала, что именно такую одежду женщина может выбрать для мужчины, которого любит. Она напряглась, когда Ралф протянул ей халат.
— Тебе лучше надеть его прямо сейчас, ты вся дрожишь. Это от холода или от усталости, а может быть, и того и другого.
Она действительно дрожала, но не от холода и не от усталости. Кейт чуть было не рассмеялась, когда он отвернулся со словами:
— Я не буду смотреть, пока ты переодеваешься.
— После того как мне сотни раз приходилось переодеваться на студии, в комнатке, забитой людьми, скромность перестала быть одной из моих добродетелей, — небрежно проговорила Кейт, хотя в ее состоянии это было нелегко.
Более того, ей хотелось, чтобы Ралф увидел ее, когда она сбросит полотенце. Странно, что он отказался от такой возможности.
Ткань, напоминающая бархат, оказалась восхитительно мягкой. Кейт запахнула полы халата, почти утонув в нем. Когда она завязала пояс, Ралф повернулся и глубоко вздохнул.
— Наверняка на мне он смотрелся бы не так хорошо.
— Во всяком случае, по размеру он тебе больше подходит, — только и смогла ответить Кейт, когда ее горло внезапно сжала судорога.
Что-то непонятное промелькнуло в его взгляде, устремленном на нее. И с нарочитой тщательностью он принялся подворачивать слишком длинные рукава халата. Его заботливость немного напоминала родительскую. Однако Кейт никогда не ощущала себя женщиной сильнее, чем в этот момент.
Покончив с одним рукавом, Ралф принялся за другой. Дыхание его становилось все более прерывистым. Кейт и сама чувствовала, что ей становится трудно дышать.
— Спасибо, так, я думаю, будет хорошо, — сказала она тихо, готовая позабыть все доводы, касающиеся того, почему они не могут быть вместе.
Но один только взгляд, брошенный на напряженное лицо Ралфа, сказал ей о том, что, вероятно, уже поздно.
Поздно — для чего? Кейт подумала, что должна вспомнить о чем-то очень важном. Но тут Ралф с силой притянул ее к себе, обхватив руками за плечи, а затем начал поглаживать ее спину сквозь мягкую ткань. Ощущения Кейт обострились до предела. Казалось, он ласкает одновременно каждый дюйм ее тела — так оно отзывалось на самые легкие его прикосновения.
Когда он скользнул губами от ее виска вниз, медленно, но неуклонно приближаясь к ее губам, Кейт в последний раз попыталась отстраниться, понимая, что уже теряет над собой контроль. Но все, что оказалось в ее силах, это прошептать:
— Поцелуй меня, Ралф.
В его глазах появилось дразнящее выражение.
— Если ты попросишь меня как следует.
— Пожалуйста… поцелуй меня! — взмолилась Кейт.
Других слов у нее не было, и она сама удивилась, услышав, как предательски дрогнул ее голос. Кейт действительно хотела, чтобы он поцеловал ее… хотела гораздо большего, если уж быть честной перед собой.
Когда же Ралф принялся медленными, возбуждающими движениями ласкать ее тело под халатом, Кейт позабыла обо всем. Закрыв глаза, она запрокинула голову и приоткрыла губы, словно дарю ему всю себя.
Когда Ралф поцеловал ее, она почувствовала, будто наконец вернулась домой после долгого отсутствия. Кейт провела руками по его груди и обхватила за шею. Рукава халата скользнули вниз, обнажая руки до локтей, и он еще сильнее распахнулся на груди. Но Кейт была слишком поглощена своими ощущениями, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
— Кейт… — Звук его голоса, произносящего ее имя, подействовал на нее словно электрический разряд. Их губы слились, и Кейт почувствовала, как он ласкает кончиками пальцев ее соски.
Затем Ралф рывком развязал пояс халата и шагнул вперед. Теперь они стояли, тесно прижавшись друг к другу, окруженные складками мягкой материи. В этот момент у Кейт уже не оставалось сомнений в том, чем все может закончиться.
Но слабый отзвук тревоги пробился-таки сквозь нахлынувшие на нее волны восторга. Если они проведут эту ночь, занимаясь любовью, ей будет гораздо тяжелее уехать завтра утром, зная, что скорее всего они больше никогда не встретятся.
Она не сомневалась, что Ралф будет по-прежнему настаивать на ее отъезде. Для него происходящее было лишь краткой интерлюдией удовольствия, почти не затрагивающей глубоких душевных струн. Но ее собственные струны так сильно натянуты, что могут порваться, когда назавтра она отправится домой, к своей обычной жизни, к своим мечтам, которым не суждено осуществиться.