И он всегда знал, что ему хочет сказать ревизор сейчас и что он сам будет отвечать ревизору. Ревизор скажет, что сестры и санитарки — такие-то, такие-то, такие-то — нарабатывают свыше полутора ставок, даже до двух и даже больше. А свыше полутора надо специальное разрешение — от райздрава или еще выше — на совместительство. А такие разрешения на совместительство просят и дают разве только для больших специалистов, но уж никак не для санитарок. А он скажет ревизорше, что если бы здесь, в роддоме, сейчас лежала бы ее дочь и ей, ревизорше, пришлось бы самой решать, то что бы она выбрала из двух: стала бы платить санитаркам и сестрам за сверхурочные дежурства или же оставила отделения без санитарок и без сестер?.. А?.. Грипп ведь! Второй месяц грипп. Вот так вот… Ему ведь каждое утро приходится приглашать акушерок и санитарок, закончивших полную суточную смену, и упрашивать их выйти на дежурство снова через двенадцать часов, потому что и так персонала не хватает, а тут еще и грипп. А у них мужья, дети, обеды, стирки. Или женихи, билеты в театр и вечерний институт. Или просто неохота, потому что нет желания и разрешенные полторы ставки уже давно переработаны, а что сверх полутора, то ведь это, может, и не сразу заплатят.
— Не могу, — сказал Главный в трубку. — Пусть едет в свое КРУ или пусть ждет, пока я освобожусь в родблоке.
Он не мог тратить сейчас время. Надо было и с Зубовой переговорить, и посмотреть лежащую в специальной темной палате родблока женщину с преэклампсией, и Федорову в отделении патологии, и Вихейму посмотреть во втором отделении, и там же еще женщину, которой прошлой ночью накладывали высокие щипцы. И еще решить кучу разных других дел.
После того как он закончил разговор с бухгалтером, внутренний телефон звонил еще несколько раз, но трубку он не снимал, потому что звонки были короткие.
Он сидел в кресле и приходил в себя. В дверь постучала Ася и сказала, что ему по городскому телефону звонит жена. Он снял трубку и спросил:
— Ты где?
— У мамы.
— Долго там будешь?
— А ты скоро поедешь домой?
— Не знаю, — сказал он. — Я могу тебе позвонить.
— Ты, может быть, заедешь за мной?
— Хорошо, — сказал он, — я позвоню и заеду.
Она еще что-то хотела сказать, и он понимал, что она хочет поговорить с ним подольше. С вечера у них был опять тот разговор о детишке — жена была беременна и опять хотела делать аборт. Он понимал, что разговор бесполезный, но не завести его не мог.
Этот разговор дважды прерывался. Первый раз он сам его прервал, потому что наступило одиннадцать часов — время, когда Главный звонил в роддом. В роддоме было пять телефонов — в консультации, в справочной, потом у него в кабинете и у Бороды, потому что Бороде нужно было иметь прямую связь со «Скорой помощью». «Скорая» иногда предупреждала, что вот, мол, к вам везут женщину в тяжелом состоянии, без пульса. Пятый телефон был в смотровой. Если надо поговорить с дежурным врачом, акушерка вызывала врача из родблока вниз. А в доме, где он жил, телефоны не были еще поставлены, дом был совсем новый. Надо было искать двухкопеечные монеты, спускаться к автомату и ждать очереди. Акушерка смотровой сказала ему, что в роддоме вроде бы пока спокойно, только очень большое поступление, а Завережскую или Савичева позвать нельзя — они во втором отделении накладывают щипцы. Он вернулся и попросил жену, потому что сам он устал, а жена лучше его знала английский, перевести вслух статью из «Торакс сарджери» про устойчивую к антибиотикам расу стафилококка, который очень распространился во всех странах. В этой статье не оказалось ничего такого, чего бы Главный не знал уже из других журналов и из своей ежедневной работы, потому что стафилококк отравлял жизнь у него в роддоме тоже, а у Пархоменко просто была катастрофа, из-за которой его сняли и грозились отдать под суд. Но автора этой статьи почему-то очень тянуло на пышные слова, и он предлагал назвать воспаление легких, которое стафилококк вызывал у младенцев, ни много ни мало как «стафилококковой чумой». Дочитав до этого места, жена сказала: мол, вот на что он, Главный, хочет ее обречь, и весь разговор пошел по второму кругу. Но минут через двадцать раздался звонок и в двери показалась черная форменная шинель фельдшера «Скорой помощи» — это за ним прислала машину Завережская.