– А ваша внучка Катя? Она ведь должна быть вам ближе?
– Почему это ближе? – вскинулся Влад.
– Ну, она же от дочки, такие внуки всегда чуточку ближе.
– Искра совсем избаловала свою Катьку, с рождения ей в попу дула, вот и результат…
Надежда Герасимовна не договорила, но было ясно, что Катя тоже не угодила бабушке, неправильная какая-то внучка получилась.
– А ведь Влад еще может стать отцом! – горестно вздохнула будущая свекровь.
– А он хочет? Вы его спросили? – возразила я.
И всё-таки пенсионерка нашла во мне что-то положительное.
– Хорошо, что своих детей у тебя нет, – сказала она, – Владу не придётся кормить чужие рты. Он и так кучу отпрысков содержит, родных ли, вот вопрос. – Поджав губы, она многозначительно посмотрела на сына.
– Мама, ты отлично знаешь, что Сашка и Пашка мои родные сыновья. Ты же сама тайком сделала тест ДНК, не помнишь?
– Чего ж они тогда от родной бабушки шарахаются, словно волчата?
– Может быть, не стоило портить отношения с их матерью, называть Монику потаскухой, тогда и внуки бы тянулись? – меланхолично заметил Влад.
Ну понятно. Как бабушка Надежда Герасимовна потерпела полнейшее фиаско и теперь хотела, чтобы «правильная» невестка родила ей «правильных» внуков. Я, конечно, в этот бизнес-план никак не вписывалась.
Влад улучил момент, когда мать отвлеклась на чай, и прошептал мне одними губами: «Я иду звонить?» Я отрицательно покачала головой. Я еще не потеряла надежды найти общий язык с будущими родственниками, только пока не могла сообразить, какие же у нас могут быть точки соприкосновения.
И тут меня осенило. Рискую, конечно, но другого выхода нет.
– Кстати, не знаю, говорил ли вам Влад, что я пишу книги, – громко заявила я, обращаясь ко всем присутствующим.
Мои слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Надежда Герасимовна картинно схватилась за сердце, только перепутала стороны и держалась за правую грудь, а Илья Петрович, до этого мирно дремавший в своём кресле, вытаращил глаза.
– Пишете книги? А давно пишете? Их печатают? – забросал он меня вопросами.
Будущий свёкор так разволновался, что стал называть меня на «вы». Вот оно, долгожданное внимание к моей персоне! Наконец-то родители Влада оценят меня по достоинству. Я же говорила, что я идеальная невестка!
– Пишу совсем недавно, – охотно объяснила я. – Знаете, месяц назад написала книгу, принесла в издательство, ее сразу же поставили в план, обещали, что скоро выйдет. Уже и обложка готова! Тираж, конечно, пока небольшой, но это только начало. Планирую выпускать по пять книг в год, у меня столько идей!
Илья Петрович взирал на меня, как на чудо, и только повторял:
– Месяц назад… поставили в план… пять книг в год…
– Издать книгу сегодня совсем не трудно, востребованы самые разные жанры. Если ты интересно пишешь, то…
Я не договорила, Илья Петрович меня перебил.
– Не трудно?! – вскочил он и в экзальтации заходил по комнате. – Да я сорок лет не могу ничего издать! Ничего! Сорок лет! Я написал семь книг, и ни одна не издана!
Тут до меня дошло, на какой тонкий лёд я вступила. Влад насмешливо смотрел на меня, его взгляд красноречиво говорил: «А ведь я предупреждал».
– Илья Петрович, не волнуйтесь вы так, – сказала я. – Давайте я посмотрю рукопись. Знаете, я ведь хороший редактор. Возможно, тексту требуется небольшая редакторская правка. Иногда нужно просто навести лоск, чтобы читатели оценили.
Илья Петрович перестал нарезать круги по комнате.
– Вы серьёзно? Навести лоск? Надя, где моя последняя рукопись?
Надежда Герасимовна поднялась с кресла и, неодобрительно глядя на меня, сказала:
– Сейчас принесу.
Она вышла из комнаты и вскоре вернулась с пухлой картонной папкой на завязках. Внутри обнаружились пожелтевшие листы бумаги, исписанные от руки.
– В издательствах не любят рукописные тексты, надо набрать на компьютере и распечатать, – заметила я.
– Достоевский ничего на компьютере не набирал, и прекрасно издавали! – взвился Илья Петрович.
Я вздохнула. Очень плохой признак. Даже два очень плохих признака. Первый – когда начинающий автор сравнивает себя с Достоевским, и второй – когда начинающий автор воспринимает дельный совет в штыки.
Беглое чтение текста только укрепило мои подозрения: увы, случай тяжёлый, Илья Петрович – графоман чистой воды, и никаким лоском тут не отделаешься.
– «Он думал о том, что жизнь помотала его туда-сюда, покуролесила, выпила из него всю молодость и оставила умирать в этом озлобленном крае», – с выражением прочитала я первый попавшийся абзац.