«Ницше – это дерево на горе, одинокое дерево, – на этой фразе в одной из книг Илья вдруг запнулся. – Много таких гор, много таких деревьев в мире, где каждый только хочет быть, но никто не является тем, что он есть».
– Забавно, – произнес Илья в пустой зале, и звук его голоса срезонировал, отразившись от стен просторного помещения. – «Каждый только хочет быть, но никто не является тем, что он есть».
Сам того не заметив, Илья погрузился в чтение этой книги. Прежде неизвестный ему автор рассказывал о Человеке. Человек, как следовало из текста, это тот, кто избавил себя от страха смерти и потому освободился. Свобода от страха делает человека зрячим. Свободный от страха, он видит самого себя в истинном свете, и свет других открывается ему, если он свободен от страха.
«Замешана жизнь ваша на страхе, – говорил герой этой книги. – Словно дрожжевой грибок, поднимает он тесто жизни вашей. И что делать вам, не будь у вас страха? Нет у вас ощущения жизни, мыслящие, страх стал отдушиной вашей знайте же: ваша отдушина задушила вас!»
За каждым нашим поступком стоит страх, и это – страх смерти. Но мы не осознаем его и не замечаем этого. А ведь именно этот страх – страх смерти – мешает нам любить и быть искренними, именно из-за него мы не чувствуем себя хозяевами собственной жизни. Все, как бы, не по-настоящему, все, как бы, взаймы, все с оглядкой.
Страх парализует, страх обозляет, страх обессиливает, страх убивает.
«Стала смерть для вас стимулом к жизни – такова теперь ваша жизнь! И затерялась жизнь ваша при бегстве этом в иллюзию, ибо не ради жизни вы стали бояться, но во имя смерти! Смерть – только имя, прозвище страха вашего!»
Странные, парадоксальные мысли. А главное – вывод! Логика, сводившая эти тезисы воедино, приводила к странному и в чем-то даже смешному итогу. Тот, кто боится смерти, тот не живет. Если же он не живет, то он уже умер. Так чего же он теперь боится?..
«Но не может смерти бояться тот, кто уже умер! Однако же всегда вы только то делаете, что не можете делать! Потом вы сетуете! Конечно, ничего у вас не получится, ибо из ничего ничего не бывает! Такова ваша жизнь!»
– Безумие какое-то! – Илью охватила странная внутренняя паника.
Он закрыл книгу, секунду раздумывал и бросил ее в огонь.
Из прихожей донесся какой-то шум.
– Черт, кто там еще?! – выругался Илья.
*******
– Что такое? Все вымерли?! – раздалось из прихожей под аккомпанемент разноголосого женского смеха. – Эй, где все?! Илья!
«Кирилл!» – сердце Ильи чуть не остановилось от подступившего к горлу, внезапного, почти животного страха.
Кого уж он никак не ожидал встретить сегодня – так это Кирилла. Они познакомились с ним еще в университете. И были друзьями, ну, или считались таковыми. Поскольку у Кирилла в принципе не было друзей, то, с учетом оговорок, его отношения с Ильей действительно можно было бы назвать дружескими. Так или иначе, но это были особенные отношения, которые с течением времени становились все более и более непростыми.
Окружающим Илья и Кирилл казались очень похожими друг на друга. Некоторые даже всерьез утверждали, что они – братья. Оба отличались умом, хваткой и жесткостью. Что-то странно общее было в их способе принимать решения, в их поступках, образе мыслей. Они увлекались одними и теми же проблемами, читали одни и те же книги, у них были совместные дела и общие «правила игры».
Короче говоря, упражнение «найди десять отличий» – это не про них. Однако же отличия все-таки были. Илья знал, по крайней мере, о двух из них. Во-первых, Кирилл пользовался куда большим успехом у представительниц слабого пола. Во-вторых, он был настоящим подонком (причем, первое со вторым увязывалось здесь по принципу прямой зависимости). И это не для красного словца и не из-за предвзятости в оценке.
У Кирилла был уникальный дефект в чувстве самосохранения. Иногда таких людей называют «безбашенными», иногда – «сумасшедшими», иногда – просто «психами». Он был патологически бесстрашен: с удовольствием наблюдал за мучениями или унижением живых существ, без какого-либо внутреннего содрогания шел на любую мерзость. Маленькая, но показательная деталь: фильмы ужасов Кирилл смотрел не как все нормальные люди, а в необычайно приподнятом настроении, то и дело разражаясь неистовым смехом.
Сначала Илью подобное поведение Кирилла завораживало и даже восхищало. В этом странном, необъяснимом для него образе мысли и действия он видел некую сакральную исключительность Кирилла, его избранность. На протяжении всех пяти лет студенчества Илья, можно сказать, даже поклонялся своему другу.