— Весной он очень громко кричит, как бы плачет. Вот и назвали — канюк. Канючит, значит. Это древнее слово.
Канюки кричат весной на гнездовых участках. И все птицы больше поют и кричат весной.
— И филины?
— Да. И филины.
— А в книжке написано: «В зимнюю ночь ухал филин…»
— Филин не ухал. Это писателю понадобилось…
Мы записали ещё одну синичку — большую. Её многие узнали по жёлтой грудке, чёрной полоске до брюшка и белым щекам. Её и в городе зимой увидишь. Летает по балконам. Только её называют «кузенька».
А в это время прилетел дятел.
— Дятел! Дятел! — закричали все.
«Сейчас скажет: «Записывайте — дятел обыкновенный», — с некоторым раздражением подумала я. Учитель посмотрел на меня. «Неужели он понимает мысли по выражению лица?» — испугалась я и постаралась улыбнуться. Он качнул головой. Он опять меня понял. Мы пошли к сосне, где сидел дятел. Это была высокая толстая сосна, чёрная и точно обугленная снизу, а вверху её ствол постепенно становился жёлто-коричневым с нежно-сиреневыми и голубыми бликами. Дятел припал к стволу и не шевелился, смотрел на нас, потом перебрался на безопасную сторону и выглядывал из-за ствола. Когда мы окружили сосну, он ловкими скачками полез выше, такой забавный, бело-пёстрый и словно бы клетчатый.
— Чем питается дятел? — спросил биолог.
— Червяками, — сказала Лена. Ей, видимо, очень хотелось быть знающей.
— Личинками, — сказала я.
— Жуками…
— Личинками и жуками…
— Ну что ж, — усмехнулся биолог, — наблюдайте…
Дятлу, должно быть, надоело смотреть на нас или он убедился, что его не тронут. Он вдруг порхнул со ствола на густую, разлапистую ветку, пополз по ней, сорвал крепкую шишку и сразу полетел прочь, раскрывая и складывая свои бело-чёрные узорные крылья. Скоро мы услышали его стук: та-та… То-то-та-та… Та… та… Как будто дятел передавал что-то по телеграфу.
— Ну, поняли, чем кормится большой пёстрый дятел? — спросил учитель. — Сейчас найдём и его кузницу.
Идя на стук, скоро увидели дятла, он долбил на кривой сосёнке. Когда мы подошли, на головы нам упала размочаленная шишка, а дятел улетел. Шишек под сосной было множество — точно кто-то вывалил здесь целый мешок.
— Не будем ему мешать! — сказал учитель, и мы тронулись к опушке.
— А сколько есть дятлов у нас? — спросил Алик Зотов.
— А вот считайте: большой пёстрый, малый пёстрый — он вдвое меньше, белоспинный — самый крупный из пёстрых, затем трёхпалый дятел, тоже вроде пёстрых, но с жёлтым хохолком и с тремя пальцами на лапках, живёт он в ельниках. Ещё есть дятел седоголовый, чёрный и зелёный…
— А красный есть? — спросил Чубик.
Анатолий Васильевич помедлил и посмотрел на Чубика — тот смутился.
— Красного дятла нет. Но в Бразилии есть золотой дятел. — Он помолчал, потом сказал: — На сегодня о птицах довольно. Пойдём через этот лес на дорогу, и пока не спрашивайте меня, если какая птичка попадётся, а то всё спутаете. Вспоминайте только тех, которых описали. Теперь будем собирать растения.
— А мы уже! — высунулся Чубик.
— Что «уже»?
— Это… набрали.
— Собирайте ещё.
Шли неторопливо, растянувшись по всему лесу.
Многие уже едва плелись, когда мы вышли на большое убранное поле. Вдали, посередине его, был островок непаханой земли с кустами и несколькими ёлками.
— Там будем отдыхать, — показал учитель, и все оживились: давно ждали, когда же остановимся.
Островинка средь поля была сухая, видимо, её обдувало ветром, и только издали казалась она крошечной, на самом деле — шагов пятьдесят в длину. Из земли выступали камни, и мы поняли, почему её не пахали. Тут было хорошо: далеко видно и за ёлками укрыто от ветра. Все повалились прямо на траву, разлеглись на сухом дёрне. Только и слышалось:
— Ой, как я устала!
— Ой, ноги едва донесла!
— Как далеко-о!
— А сколько ещё?
— Ещё столько же, — сказал учитель.
* * *
Анатолий Васильевич наломал мелких веточек, как-то по-особому сложил их шалашиком, поджёг, и огонь затрепетал, зачихал, загудел; через пять минут тут горел яркий недымный костёр и на рогульках висело ведро.
Я чистила картошку. Мальчишки открывали банки с тушёнкой. Всё это оказалось в рюкзаке Анатолия Васильевича. А есть хотелось так, что набегала слюна.
— Ну, пока варится, — сказал Анатолий Васильевич, — давайте сюда ваши растения. Будем определять.
Мы вывалили перед ним целую копну увядших и подсохших растений и цветков, от которой пахло осенью и сыростью.