армии генерал Алексеев обратился с докладом к царю, в котором предлагал
сосредоточить всю власть на всей территории империи в руках "верховного
министра государственной обороны", приказы которого должны были бы исполняться
так же, как и царские. До этого власть верховного командования армии
ограничивалась лишь театром военных действий. Войска вне фронта находились в
подчинении военного министра. Но двух верховных руководителей, как известно,
быть не может, и потому данную инициативу Алексеева надлежит понимать, как
попытку "бархатного" переворота.
Мотивы армейской верхушки понятны: во-первых, они хотели победить в
войне, а во-вторых, категорически не желали отдавать лавры победителя Николаю
II, который не пользовался особым почетом в армейской верхушке. В случае
блестящей победы без царя генералы могли рассчитывать, что в послевоенной
России они приобретут немалую политическую власть, базирующуюся на их
авторитете спасителей отечества. В случае же победы под формальным
водительством императора, на что могли рассчитывать высшие военачальники,
кроме 25-го по счету ордена и поместья под Константинополем или Кенигсбергом?
Но Алексеев был не главным заговорщиком, а армейское командование - не
единственным очагом заговора. Настоящее осиное гнездо противников режима
представляла собой Государственная Дума, играющая в государстве, по сути,
декоративную роль, но состоящая из амбициозных авантюристов и кривляк. Посему
мало удивительного в том, что генерал Алексеев после провала своего плана
мягкого переворота вступил в активные сношения с одним из думских заговорщиков
Гучковым. Другой активист переворота, вождь кадетов Милюков писал в августе
1917 г. в одном из частных писем: "Вы знаете, что твердое решение
воспользоваться войной для производства переворота принято нами вскоре после
начала этой войны, знаете также, что ждать мы больше не могли, ибо знали, что
в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление,
результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство,
вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования".
Впрочем, даже совместными усилиями армейского командования и
либеральных думцев, представляющих интересы ущемленной буржуазии, свергнуть
царя было затруднительно. Например, государь мог наотрез отказаться
добровольно отрекаться, и объявить путчистов изменниками. Если бы после этого
царя убили, он превратился бы в мученика, а заговорщики никогда не смогли бы
отмыться от этой крови. Именно поэтому первоначально генералы задумывали убить
императора как бы руками террориста-одиночки или автономной группы
офицеров-заговорщиков, формально не связанной с армейской верхушкой. Как
вспоминали впоследствии Деникин и Врангель, генерал Крымов открыто предлагал
им принять участие в цареубийстве во время смотра государем войск, намеченного
на март 1917 г.
Однако потом было принято решение действовать более тонко. Вот как
описывает новый план заговорщиков Сергей Миронин в статье "Кто ударил в спину
России": "В воспоминаниях Б.И.Николаевского можно прочесть еще об одном
варианте заговора. Так, в феврале 1917 года в Петрограде на совещании лидеров
Государственной Думы, на котором присутствовали генералы Рузский и Крымов,
было принято следующее решение: в апреле, когда царь будет ехать из Ставки,
задержать его в районе, контролируемом командующим фронтом Рузским, и
заставить отречься. Между прочим, этот сценарий и был реализован, но в начале
марта. Генералу Крымову отводилась в этом заговоре решающая роль, он был
намечен в генерал-губернаторы Петрограда, чтобы подавить всякое сопротивление
сторонников царя. По сведениям Соколова, во главе этого варианта заговора
стояли Гучков и Родзянко, с ними был связан Родзянко-сын, офицер
Преображенского полка, который создал целую организацию из военных, куда, по
некоторым данным, входил даже великий князь Дмитрий Павлович".
Миронин не пытается однозначно утверждать, что с путчистами был связан
великий князь Дмитрий Павлович, но причиной изменения планов переворота могло
стать только это - к заговору присоединились члены императорской фамилии. Дело
в том, что даже физическая ликвидация царя не приводила к падению царизма, ибо
реальная власть была не у безвольного самодержца, а у государственного