Он познакомился в крематории с русским, Сергеем, немного говорившим по-английски. Сергей был военнопленным, не евреем, он уверял Джеффри, что все русские полны решимости бежать, вернуться в Москву и помочь Родине изгнать фашистских захватчиков. После двух неудачных попыток побега СС создало из заключенных «поисковые группы», состоявшим в них энтузиастам разрешалось обходить оба лагеря и искать свидетельства подготовки побега. Они обыскивали своих товарищей и бараки, переворачивали штабеля досок, залезали на чердаки, ползали по трубам и воздухопроводам, якобы производя разыскания, на деле же – разведку. Русские вызвались заниматься поисками, потому что это давало им бóльшую свободу передвижения и позволяло обнаружить уязвимые места в ограде лагеря, проходы, через которые зондеркоманды отправлялись в лес, чтобы поддерживать горевшие там костры.
Собранные ими сведения выглядели неутешительно. На проволоке ограды через неравные интервалы висело, как думал Джеффри, тряпье, которое никто не удосужился снять. Оказалось, это тела тех, кто попытался бежать из лагеря, был расстрелян с вышек и оставлен на виду в предостережение прочим. Тем не менее Сергей не сомневался, что русские из поисковой группы наметили побег на годовщину Великой Октябрьской революции, приходившуюся – по причинам, выяснять которые Джеффри не стал, – на седьмое ноября. У Сергея оставалось меньше недели на то, чтобы добиться перевода из крематория, хотя надежд на то, что его включат в поисковую группу, было мало.
В тот же день, попозже, грузовики привезли из газовых камер партию женщин и детей. Проработав здесь неделю, Джеффри научился не приглядываться к поступавшим в крематорий людям и особенно к их лицам. Да и вообще, когда груз прибыл, он не обслуживал спускные желоба, а короткими перебежками подтаскивал к топкам напиленные дрова. Судя по крикам других работавших у печей, некоторые из привезенных были еще живы. Вероятно, казнимых набивали в газовые камеры в больших количествах, чем те способны были вместить, время воздействия урезали до минимальных десяти минут, а женщины, пытаясь спасти детей, из последних сил прижимали их к себе лицом – возможно, это и уберегло несчастных от смертоносного воздействия газа.
Джеффри впился взглядом в поленья и удвоил усилия под взглядами умолкших охранников. У него есть веки, кожаные шоры, которые можно опускать на глаза. Он и опускал – при любой возможности; а поднимая, старался смотреть на свои руки – на вены, на поры, – не позволяя глазам рыскать из стороны в сторону.
Он слушал громыхание желоба и жалел, что лишен век, которыми мог бы закрыть и уши.
Джеффри решил, что скорее умрет, чем останется здесь. Был в крематории один эсэсовец, который все поглядывал на него. Сухощавый, хмурый, с маленькими черными глазами. Фамилия его была Мюллер. Инстинкт говорил Джеффри: в том, как он смотрит, присутствует что-то личное. И завершив двенадцатичасовую смену, Джеффри – перед тем как вернуться в желтый дом, в барак зондеркоманды, – спросил у Мюллера, нельзя ли ему перевестись из крематория в бригаду, которая работает в лесу, за оградой.
Мюллер оглядел Джеффри с головы до ног. Казалось, вопрос его даже позабавил.
– Ты англичанин? – спросил он.
– Да. Вы говорите на моем языке?
– Говорю. Учил перед войной. Почему ты хочешь перейти туда?
– Я крепок. Силен. Там от меня будет больше пользы.
– Заключенным удается протянуть там не больше пяти дней. Худшего места не существует.
Джеффри почувствовал, как взгляд Мюллера скользнул по его телу.
И сказал:
– Если это доставит вам удовольствие, лейтенант. Я был бы рад доставить вам удовольствие.
Лицо Мюллера мгновенно окаменело:
– Уходи. Ты мне противен.
– Так вы устроите мой перевод?
Страх покинул глаза Мюллера. Вернулось презрение. Он коротко улыбнулся:
– Ты хочешь умереть? Ты. трус?
– Вы отдадите приказ?
– Иди и умри.
Джеффри отпустили из крематория. Он прошел с двадцатью другими заключенными сквозь проволочную ограду к лесной прогалине, где все сменили полосатую форму на резиновые сапоги и непромокаемую одежду. Работа состояла в расчистке массовых погребений. Отыскать общие могилы было нетрудно – земля, которой их засыпали, просела, образовав озерца и лужи, издававшие такую вонь, что приближаться к ним не решались даже овчарки.
Участок проволочной ограды, избранный русскими для прорыва, до которого осталось тридцать шесть часов, находился совсем рядом. Зная, что конец близок, Джеффри набросился на работу. Нужно было продержаться две смены. Он сможет.