— Много, — беспечно махнула рукой девушка. Хотя разве плохо быть молодой? — Посмотрите, какой красивый сегодня закат!
5
За поздним ужином Роджер рассказал девушке, что приезжает в свое поместье, как правило, на выходные дни. Иногда появляется на одну только субботу, иногда не приезжает вовсе. Все зависит от обстоятельств, от положения дел на его работе.
Дом он реконструирует прежде всего потому, что ему нужна перемена занятий, это своего рода отдых. Воздух вокруг замечательный, тишина и покой. Телефон отключен. Близких соседей нет. Реджинальд Хоггвардс не в счет.
— Знаешь, Миллисент, если смотреть из мансардного окна, то на горизонте будет виден холм с развалинами старой церкви и остатками древнего кладбища. Среди каменных надгробий одно принадлежит моему прапрадеду, тоже Роджеру, по прозвищу Счастливый. И вообще кругом столько простора… Хорошее место для семейного гнезда, для отдыха, только нет рядом подходящей работы.
— А где вы работаете в городе? — спросила девушка.
— Как где? Я же сто раз тебе сегодня говорил: я — финансист. Работаю в банке!
— А как он называется? У него есть название, у вашего банка?
— Конечно! «Роджер Банк», — ответил мужчина, отпивая красное вино из бокала. — Что, не нравится?
Милли промолчала, она думала о своем. Хотя глаза ее улыбались, на душе стало так грустно, так тяжело. Вот вам, пожалуйста! Теперь понятно, откуда этот вишневого цвета «ягуар», командный тон в голосе, фамильный дом и все прочее. Он богат. У него все в полном порядке. Какой он финансист или там бухгалтер? Банкир! Человек для нее недосягаемый, живущий в мире больших денег, встреч с членами правительства, банкетов в дорогих ресторанах… Как жестока и бессердечна жизнь! То посылает навстречу отъявленного мерзавца, то знакомит со звездочетом, то сводит с миллионером.
Конечно, он, Роджер Харткортворд, миллионер. Все банкиры обладают миллионными состояниями. А как по-другому, если человек владеет собственным банком? Такому соблазнить невинную девушку — раз плюнуть, он их, наверное, десятками водит по кафе, ресторанам и театрам, дарит им французские духи, поит шампанским. А потом бросает. Полные карманы денег, что хочет, то и делает.
Он смотрит на женщин, а те заглядывают к нему в карман, считают его деньги. Небось презирает своих поклонниц, поэтому у него насмешливые глаза. Все ясно, меня этот Харткортворд тоже презирает, а возится со мною, чтобы себя потешить!
За что ей такое наказание? Она теперь словно обречена ждать, что с ней произойдет дальше. Мышка, добровольно сунувшая мордочку в мышеловку… Но разве не на мужчине лежит ответственность за растленные девичьи души? На мужчине, конечно! Подумаешь, банк у него! Да хоть десять банков!
Неожиданно для самой себя у Миллисент вырвалось:
— А мне Диана Форрествуд письмо недавно прислала!
— Кто это? — обгладывая крылышко цыпленка, спросил Роджер.
— Вы не знаете Диану Форрествуд?! Стыдитесь, молодой человек! Диана гордость и надежда всей нации, она так поет, что пробирает до самой глубины души!
Миллисент внезапно порадовалась возможности показать, что и она, несмотря на молодой возраст, кое-что понимает и ценит в этом мире. Но он-то хорош! Не знать, кто такая Диана Форрествуд! Прямо снежный человек какой-то…
Он смолчал, когда она назвала его молодым человеком. Да он просто мальчишка неразвитый!
— У Дианы замечательный голос! Она поет прекрасные песни! На каждом концерте у нее новое удивительное платье, можно заглядеться, как она красива!
— Вот как? — искренне удивился Роджер. — И о чем же она поет?
— О любви, о чем же еще? — удивилась девушка. — А вот сейчас я дам послушать вам ее песни! Хотите?
— Хочу, Миллисент, хочу. — Роджер отодвинул тарелку и откровенно зевнул. — А потом, чур, я пойду спать. Рано утром мне нужно уехать, а до этого еще надо успеть познакомить тебя с рабочими, с мистером Редкнопом. Он мастер, будет тебе во всем помогать, а ты помогай ему. Тебя не обременит моя просьба встречать рабочих горячим завтраком и кофе? Они придут ровно в шесть утра. К шести завтрак должен быть на столе.
Миллисент оскорбил его зевок, и она мгновенно раздумала искать и демонстрировать кассету с песнями Дианы Форрествуд. И вообще глупость это выдавать Дианочку за свою подружку. В самом деле, в ответ на то письмо поп-звезды, где была карта с магазинами, она, Милли, настрочила еще несколько писем. Рассказала подробно о своей жизни, о любимых занятиях, об учебе на курсах.
Но певица на другие письма почему-то не стала отвечать. Разве так поступают близкие люди?
— Хорошо, к шести завтрак будет на столе, — суховато проговорила Миллисент. — Я тоже пойду спать. Помогите отнести мои вещи в комнату, где я поставила кресло-кровагь.
— Не расстраивайся, Милли! Песни Дианы мы послушаем потом! Не вешай носа!
Снова в его голосе — командные нотки. Он ничего не забывает. Неужели ему интересны современные песни, тогда зачем зевал и занудно начал инструктировать по поводу завтрашних планов? То про завтрак для рабочих, про какого-то мистера Редкнопа…
— Хорошо, песни послушаем потом. — Девушка во всем решила соглашаться с Роджером. Она устала. А соглашаться и не спорить — так удобнее.
— Миллисент, Милли, милая домоправительница! — Мужчина осторожно коснулся пальцами руки девушки, погладил нежную кожу запястья. — Мы обязательно закончим наш разговор. Потом. И помни, у меня нет желания тебя обидеть.
— Я верю вам, Роджер!
Ее удивило, обрадовало и напугало его прикосновение. Она испытала сложное, незнакомое чувство. Девушка боялась признаться себе, но ощущения ей понравились. Боже, ей захотелось продолжения… Как себя теперь следует вести, что говорить? Почему она не вскочила и не убежала стремглав?
Милли старалась не дышать, вслушиваясь в свои ощущения. Она не убирала своей руки, не пряталась от ласки.
А разве это была ласка? Горячая мужская рука лежала неподвижно, но сама ее тяжесть, ее присутствие постепенно доказывали девушке, что существует незнакомая ей, однако, прекрасная сторона отношений между людьми. И, в сущности, плохо, обидно быть одинокой, никому ненужной в огромном-огромном мире.
Нет, это, конечно, была ласка! Как нежный взгляд, как аромат цветов, как прикосновение весеннего ветерка! Она могла бы сидеть так час или два, смотреть на огонь и ей бы не надоело чувствовать прикосновение этой руки. На душе стало так спокойно, забылись все неудачи, все беды. Жизнь показалась простой и понятной, захотелось подремать тут же, за столом.
За окнами догорал закат, мерно раскачивался маятник старинных часов, время безостановочно шло под аккомпанемент усыпляющего тиканья.
У Миллисент затекла правая нога. Девушка переменила положение тела и сразу же поняла, что халат предательски, а главное, не вовремя распахнулся. Но ведь под халатом на ней не было ничего — никакой абсолютно одежды!
Она замерла в ужасе, чувствуя кожей обнаженных бедер и живота тепло пылающего камина, и понимала при этом, что Роджер продолжает держать свою руку на ее руке, продолжает легко и нежно касаться ее пальцев, запястья, ладони.
Миллисент не двигалась, глаза ее были полузакрыты, острое чувство стыда постепенно уступало место непонятному удовольствию — каждая клеточка ее прекрасного тела, кроме тепла камина, впитывала ласкающий взгляд Роджера.
— Глупенькая, милая Милли, — раздался тихий голос Роджера.
Девушка осторожно взглянула на мужчину: его глаза закрыты, голова запрокинута. Он ничего не видел! Свободной рукой девушка кое-как запахнула полы халата. Обошлось!
Глубокой ночью, проснувшись, чтобы сделать пару глотков молока, Миллисент вновь и вновь возвращалась в мыслях к тому, что Роджер — самый славный и добрый человек, которого она повстречала в своей пока короткой жизни.
Сны ей в ту ночь приснились хорошие, легкие, как летние облака, но подробностей этих приятных снов Миллисент наутро не вспомнила.
…Проснулась она рано, как птичка. Солнце недавно поднялось над миром и освещало окрестности мягким, неназойливым светом. Выглянув из окна, девушка вдруг увидела, что окрестности рядом с домом прекрасны, деревья шумят свежей после ночи листвой, трава сочная, покрытая мерцающей в солнечных зайчиках росой. А воздух!.. Это был роскошный, чистейший воздух, от которого прибавляются силы, здоровье, радость.