Выбрать главу

Люди бросились к нему, набирали нефть в ладони, плескали ею друг на друга. Коротышка и высокий худой парень по прозвищу Овсяная Каша плясали от радости, высоко подбрасывая ноги. Остальные тоже веселились: каждый на свой лад. Ник выпустил в воздух очередь из автомата, механик, похожий на квадратный несгораемый шкаф, пил из фляги, не пьянея... Кэп глядел на них, стоя в дверях походной буровой, и улыбался. Его уже тоже успели вымазать нефтью.

- Вот это удача, док! - кричал Коротышка. - Такое случается раз в тысячу лет! Это вы принесли нам баснословную удачу.

Я вежливо улыбался в ответ, но, глядя на фонтан черной маслянистой жидкости, думал о парадоксах, которые случаются с ней в человеческом обществе. Она движет корабли и загрязняет моря, становится хлебом и оружием. Из-за нее вспыхивают войны и трупы тысяч солдат ложатся в землю, чтобы через многие годы, превратившись в черную кровь земли, обеспечить сытую жизнь и богатство потомкам тех, кого пытались когда-то завоевать.

Кэп слышал слова Коротышки и, скользнув рассеянным взглядом по мне, бормотал:

- Может быть, может быть...

Он разрешил своим людям вдоволь повеселиться, а затем позвал к себе Ника, и они уселись вдвоем на пригорке, разложив карту. Рассматривали ее и совещались долго. Затем Кэп велел нам собираться в путь.

- Пойдем бурить другие скважины? - спросил я у Коротышки.

- Это знает Кэп, черт побери. - Он беззаботно кивнул на своего начальника, и я понял, что его вполне устраивает роль подчиненного, за которого думают другие.

Тем временем вблизи буровой приземлились еще два вертолета, в которых прибыли новые рабочие.

- Скоро тут вырастет новый поселок, а то и город, - сказал Коротышка. А нас, небось, и не вспомянут.

Впрочем, и это обстоятельство не печалило жизнерадостного человека с автоматом в руках.

Мы двинулись в путь в таком же порядке, как шли сюда. Ник и Овсяная Каша - впереди, я шел за Коротышкой, а замыкал группу Кэп. Мы подымались в гору по узкой крутой тропинке, делая короткие остановки, чтобы отдышаться.

Однако не успели пройти и двух миль, как сзади, там, где оставалась буровая, послышались выстрелы.

- Шакал и шакалята! - закричал Ник.

- Вполне возможно. Возвращаемся! - приказал Кэп.

В небе расцвел огромный ослепительный цветок. Послышался грохот взрыва.

- Они зажгли нефть, - весело и как-то бесшабашно комментировал Коротышка.

- Зачем? - спросил я.

Он не ответил. Его круглые глаза блестели, как у пьяного, хотя пил он немного, короткие толстые пальцы нетерпеливо бегали по автомату, поглаживая его, подбрасывая, будто взвешивая. А ноги, пружинисто приплясывая, несли туда, где бушевало пламя: несли нетерпеливо, весело и стремительно, будто на праздник с танцами и песнями, где заждалась суженая. И ему было все равно в эти минуты, что суженая там отнюдь не молода и не красива, а в руках ее не цветы и подарки, а кое-что иное стальное и острое.

Я пошел рядом с Кэпом, снова замыкавшим группу. Его лицо напряглось, быстро играли лицевые мускулы, видимо, он опасался новых происшествий. Ему было не до меня и моих вопросов. Я это знал отлично, и все же спросил:

- Зачем они это сделали? Что им надо?

- Конкуренты, - с горечью бросил он, будто это короткое слово все объясняло.

По мере того, как мы приближались к буровой, температура воздуха быстро повышалась.

К Кэпу подбежал Коротышка. Автомат плясал в его руках. Он что-то крикнул, показывая в сторону. Мы свернули и вышли к буровой с наветренной стороны. Я видел, как зелень на деревьях свертывалась, покрывалась золотистой корочкой, присыпалась кое-где тонким слоем пепла, и вдруг все дерево вспыхивало, превращалось в свечу. Огонь урчал, трещал, визжал от удовольствия, орал от радости, превращал предметы в негативы, приближал их истинный вид. Мне пришлось включить дополнительную термозащиту.

Кэп дышал с присвистом, жадно хватал воздух, пытаясь восполнить запасы кислорода в легких и крови. Я рассмотрел узелки и язвы на легочной ткани и определил, что ему - бедняге - недолго осталось жить: два-три года.

Кэп наклонился и поднял из травы пустую кобуру.

- Ник! - закричал он. - Сюда!

Они принялись рассматривать предмет. Ник задумчиво произнес:

- Люди Шакала не носят "вальтеров".

Кэп показал ему две буквы - "с" и "е", вырезанные на внутренней стороне кобуры.

- О господи! - завопил Ник, хватаясь за голову. - Этого нам только не хватало!

Кэп неожиданно засмеялся дробным, лающим смешком. Я понял, в чем дело, и взглянул на его легкие. Они работали в бешеном темпе. Я не выдержал, потянул его за рукав:

- Идемте отсюда поскорее.

- Это еще почему? - Он подозрительно взглянул на меня.

- Вам вредно здесь оставаться. Слишком жарко.

- Будет еще жарче, - проговорил он, продолжая испытующе смотреть на меня.

- Знакомая штучка, а? - зарычал Ник, подбрасывая кобуру, и его рассеченная бровь сломалась под прямым углом.

- Не заводись, - сказал Кэп. - Потом разберемся с ним. Давай туда. Посмотрим, что можно спасти.

Но спасать уже было почти что нечего. Огонь распространялся очень быстро, с оглушительной какофонией, - высвобождалась энергия, накопленная миллиардами живых особей на протяжении тысячелетий. Их кровь и плоть там, в земных недрах, под чудовищным давлением постепенно превращалась в черную вязкую массу, которую научились использовать - опять же! - для движения. Сгорая в железных утробах, черная кровь двигала машины - машины для приготовления пищи и одежды, машины для убийства, машины для передвижения. И те, кто обслуживал их, пользовался ими, чаще всего не задумывались над тем, ЧТО или КТО везет их, кто совершает работу. Они не думали о жизнях, заключенных в нефти, превратившихся в нефть - промежуточный продукт, продукт перехода, возвращения в огненное родимое лоно.

Все время я ловил на себе напряженный взгляд Кэпа сквозь темные очки, и в конце концов мне стало смешно: подумать только, вот это существо по имени Кэп, которое скоро тоже должно стать капелькой черной крови земли капелькой нефти - и в этом виде подготовиться к переходу в пламя, существо, которое жадно жует воздух пересохшими губами, вбирает его дырявыми лоскутками легких, занято сейчас размышлениями, как проверить свои подозрения о моей принадлежности к поджигателям.