Тогда она еще не думала о том, что причиной происходящего могла быть его первая жена.
Колетт честно не знала, что делать. Она одновременно и боялась, и любила. Могла уйти, но продолжала искать аргументы, чтобы остаться.
Колетт могла поступить иначе? Наверное, могла. Но что теперь толку думать о том, «что было бы». Случилось то, что случилось.
Жалела ли Колетт о своем выборе? Иногда, возможно.
Изменила бы хоть что-то, если могла? Нет, не за что.
Колетт всеми силами хотела оттянуть неприятный для нее разговор. Так же рьяно, она хотела объяснится, дать понять мотивацию ее поступков.
Каин, в своей излюбленной манере, спросил сразу, не виляя, не давая шанса подготовится. Когда с поздним обедом было покончено, он внимательно оглядел девушке перед ним и задал один-единственный вопрос:
− Почему ты сбежала?
Колетт вскинула голову. Он знал, что причина не в нем или Аббадон. Надуманные и сводящие мысли о том, что ему нужен лишь образ жены тоже не был причиной. Конечно, все это копилось внутри девушки, и когда-нибудь выплеснулось в большую истерику.
Причина была другой.
Причина была самой ужасной.
− Когда ты ушел… Мне позвонили. – начала она, смотря вбок, на край стола. Между ее бровей пролегла складка. – Это был не мой брат. А отец.
Ты же знаешь, что он был религиозным фанатиком? До тех событий, я не подозревала, почему. Так же никогда не спрашивала, от чего бабушка и дедушка со стороны отца нас не посещают. У нас не было не фотографий, не документов, словно их никогда не существовало. Причина кроется в том, что их убили демоны.
Каин выдыхает, сквозь плотно сжатые зубы. Точно так же, как когда Колетт указала ему на то, что Аббадон с ним не покончила. Колетт не обращает внимание и продолжает говорить. Рассказывать ему об этом, как прыгать с вышки в холодную воду. Решится сложнее чем сделать.
− Он знал, что существуют твари, скрывающиеся во тьме. Поэтому считал, что таким образом обезопасит себя. Свихнулся на этом, конечно, но кто бы не спятил, увидев человека с черными глазами, поедающего сердца твоих родителей. Не знаю, собирался ли он нам об этом рассказать или нет, но это уже и не столь важно.
Колетт убирает за ухо прядь волос. Вообще, когда она рассказывает что-то неприятное, она делает какие-то мелкие движения. «Ломает» пальцы, теребит волосы, поглаживает костяшки. Каин только сейчас понял, что делала она так всегда, когда говорила о своем отце. Сейчас она внезапно переносит пальцы с костяшек на запястье. Машинально трет.
− Я же никому не говорила о нашем… наших отношениях. Потом рассказала брату, но конечно не рассказала о твоей сути. Может, иногда называла тебя «демон» − не смешно, Каин – но не более. Не собиралась вас даже знакомить, пока отец жив. Но Билл проговорился. Случайно, когда отце опоил его, что ли, и выспрашивал про меня. Тогда отец и понял, что «демон» не просто слово, а именно определение. Он… он избил Белиара и запер его в подвале. Причем посадил его в большую бочку со святой холодной водой. Решил, наверное, что таким образом спасет его душу, за эту ложь. А потом… позвонил мне с телефона брата.
Пару месяцев назад она уже пережила подобную стадию. Когда все происходящее обрушилось на нее со страшней силой, Колетт начало трясти прямо в гостиничном номере, чем она сильно испугала Билла. Но уже было слишком поздно ее успокаивать. Не в силах сдержаться, Колетт рыдала ему в рубашку, вспоминая жестокие нападение отца, «Шлюха дьявола! Безбожница! Подстилка», как сбегала из дома Каина, оставив лишь короткую записку, «Прощай», и свой страх за саму себя, перед Каином…
Сейчас она уже не плачет, лишь глубоко вздыхает.
Раз…Два…Три…
− Он сказал, что убьет брата, и у меня не было оснований сомневаться в его угрозах. Сказал, что мне нужно приехать, любимым способом избавившись от тебя. Наша ссора пришлась кстати, я надеялась, что ты не станешь искать меня чтобы выяснить что-то. Когда я переступила порог дома… отец просто…
Они смотрят друг на друга. Колетт больше не плачет, лишь смотрит на отца. В доме мало что поменялось с момента ее отъезда, наверное, только религиозных картин стало больше. Хогарте смотрит на нее так, словно она вот-вот должна начать исходить кровью, желчью, или делать то, что означало изгнание демона из нее. Но нет. Нет ничего: ее тело не ломается, сама она не кричит, не плачет словно от боли. И когда мужчина в этом убеждается, быстро пересекается расстояние между ними и со всей силы бьёт девушку по лицу. Рука у него тяжелая, Колетт мгновенно падает на пол. Головой задевает тумбочку, чувствуя, как ссадина мгновенно начинает ныть, а по лбу течет тонкая струйка крови. Она спускается по лбу, в уголок глаза.
Колетт не плачет, лишь грубым движением оттирает ее и говорит:
− Где мой брат?
− У тебя нет брата. – шипит мужчина. Колетт не поднимает взгляд, смотря на его ботинки. – Нет отца. Нет семьи, ты, демонская шлюха.
Колетт не видит, что хватает отец, но соображает, что это большое, а главное – тяжелое, распятье. У них в каждой комнате были такие, кроме ванны, разве что. Хогарте размахивается, и со всей силы бьет Колетт в плечо. Она шипит, сжимая зубы, но не кричит. Пару часов назад ее пытала Аббадон – хуже не будет. Но кажется, ее терпение лишь больше убедило отца в том, что его дочь больше не ребенок от Бога.
− Что же с тобой делали, Колетт. – с ухмылкой говорит он. – Что ты молчишь? Видимо, твой демон был слишком ласков с тобой? Не беспокойся, мы это исправим.
Во рту, пересохшем от страха – нет, не перед ним, а за брата, чувствуется отвратительный металлический привкус. Билл, у него Билл. О, создатель, пусть это будет так. Пожалуйста, пусть брат будет все еще жив.
− Билл. – сплёвывая на пол кровь, выдавливает девушка. – Он жив?
− Пока да. – говорит Хогарте. – Вы вместе искупите этот грех.
Колетт лихорадочно пытается придумать, что делать, и ее опять начинает мутить. Кажется, вот-вот вырвет, но Маллен делает глубокий вдох, пытаясь унять панику, и тошнота проходит. Итак, что же предпринять? Убедится бы, что с братом более-менее все в порядке, о большом не просит.
Он ударяет распятьем в затылок, голова Колетт с глухим тошнотворным стуком отскакивает от пола. Боль взрывается в голове, из глаз непроизвольно брызжут слезы – и все плывет перед глазами, а череп словно раскалывается надвое. Колетт не кричит, лишь безмолвно корчится от мучительной боли и ужаса. О нет… Хогарте на этом не останавливается, нанося быстрые, жестокие удары распятьем ей по ребрам, и от их силы воздух вырывается из легких. Крепко зажмурившись, Колетт пытается бороться с тошнотой и болью, бороться за спасительный глоток воздуха.
Очередной вечер, каких в последнее время было довольно много. Он не наполнен болью, кровью или оскорблениями, как пару месяцев назад. Есть слезы. Сдержать их не так просто, возможно, Колетт сама не замечает, как они текут по щекам. Она вообще ничего не замечает, лишь вновь и вновь прокручивая в голове все сцены ее избиения. Их было многим. Не все они были нанесены распятьем, но не проходило и дня, что бы ее не избивали. Впрочем, отец нашел другое название этому − «Очищение».
− Он считал, что таким способом спасет мою душу от того, что ты мог туда впустить. В первый вечер он оставил меня, избитую, без сознательную в коридоре. Но выпустил Билла. Выглядел он не лучше меня, но смог помочь. Отец… сказал, что если я призову тебя, то он узнает об этом. До того, как ты появишься, он застрелит брата, меня, потом – себя. Думаю, он вся чаще стал задумываться, что смерть – единственное, что отводит меня от тебя.