Неведомый город со всех сторон окружал высокую плоскую гору, будто море возвышающийся остров. Регина неслась над открытым плато и не могла оторвать взгляда от сумеречных улиц и площадей. Дома с еще темными окнами пылали розовым светом, будто от них исходило впитанное за день тепло солнца. На горизонте, на холмах, виднелись темные церкви, сквозь их окна просвечивало светлое небо.
Снизу, из города, будто из душного гнезда, поднимались всевозможные запахи: приторный чад раскаленного асфальта и истертой в пыль резины автопокрышек, где-то там, в глубине, распустились ночные цветы и издавали одурманивающий аромат, который вскоре смешался с резким чадом горелой бумаги.
В одно мгновение в городе зажглись огни. Регина заметила, что ее ноги в белых чулках засветились под струящимся снизу светом. Наверняка оттуда, с далеких улиц, она должна была казаться букашкой, порхающей над фонарями. Порхающей? Насмотревшись на город, Регина стала разглядывать то, что окружало ее вблизи. Посреди плато высился могучий столб, унизанный множеством массивных обручей, будто палец перстнями. К крутящимся с легким скрипом обручам были прикреплены веревки, каждая с петлей на конце. В каждой петле сидел человек. Регина лишь теперь заметила, что и ее наклонившееся от движения тело охвачено веревочной петлей. Когда Регина немного опускалась, ей достаточно было подрыгать ногами, чтобы увеличить скорость, и она вновь поднималась выше. Кружась подобным образом, сидящие в петлях люди выписывали на фоне сумеречного неба синусоиды, это оставляло впечатление, что они передвигаются гигантскими шагами, хотя Регина не заметила, чтобы чьи-либо ноги касались гладкой поверхности каменистого плато. Удивительным образом прикрепленные к обручам многочисленные веревки не схлестывались между собой, как будто круги всех парящих были идеально согласованы: возможно, в столбе был скрыт некий электронный механизм, который, подмигивая зелеными огоньками, управлял полетом. Перенасыщенный запахами воздух был на удивление легким и в то же время ощутимо плотным, будто невесомая вода.
Регине было жаль, что утром ей пришлось расстаться с кружившимися в полном молчании людьми.
ЕСЛИ ХОЧЕШЬ РАЗОБРАТЬСЯ В СЕБЕ, ТО НЕ СЛЕДУЕТ НИ ПРЕВОЗНОСИТЬ, НИ ЧЕРНИТЬ СЕБЯ. Регина могла положа руку на сердце со спокойной совестью утверждать: до сих пор за нею не замечалось дурной привычки ни с того ни с сего подозревать кого-то в коварстве либо недоброжелательности. Почему-то теперь в голову лезли разные недобрые мысли, они явно были вызваны ее душевным смятением. Она не узнавала сама себя: что это ей втемяшилось? Дурацкая выдумка, будто она любила Тийта! В самый раз посмеяться над собой. Видимо, все куда проще. После того как Регина рассталась с Тийтом, ее охватил совершенно необоснованный страх. Оттого-то задним числом этот мужчина и казался столь много значившим для нее. Задним числом? Собственно, вся эта история была еще слишком свежа, чтобы делать какие-то выводы или принимать решения. Глупо бояться чего-то столь легко внушаемого, как страх одиночества. Чувство некоторой опустошенности сейчас вполне естественно и должно скоро пройти. Так же как и невесть откуда возникшая идиотская ревность и обида. Она успела привыкнуть к Тийту, и перестройка на новый лад требовала времени. Было бы несправедливо обвинять Тийта в коварстве, он сам все чистосердечно выложил.
Регина понимала также, что только человек с больным воображением мог подозревать радушную Герту в корысти или какой-либо другой задней мысли. Регина, всегда верившая в людскую доброту, не смела коверкать свою душу из-за какого-то Тийта! Хорошо, что в присутствии Герты Регина изо всех сил старалась изобразить на лице улыбку. Хоть сквозь землю провались от стыда, если Герта догадается о ее подозрительности. Немногословие свое Регина могла объяснить кому угодно: спустя столько времени она оказалась в доме покойной тети и испытывает отчуждение к имуществу, которое теперь принадлежит ей. Все ново и непривычно — и дом, и поселок, и его жители. Иначе и не годилось вести себя, роль согласно кивающей слушательницы представлялась ей вполне уместной. Регина от души должна была благодарить Герту, лучшего приема она и во сне не могла себе вообразить. Вообще сновидения полны каких-то глупостей: черт знает почему подсознание устремлено к нереальному, отчего во сне человек связан с какими-то несуществующими местами и нелогичными действиями. Мозг — механизм несовершенный, лучше было бы во время сна проигрывать варианты действительности, чтобы затем, в дневной суете, быстренько отобрать необходимое — робость и сомнения были бы тогда неведомы человеку.