Может, Мартинсон такой же филателист?
Любые извращения претили Регине, и она стала невольно сторониться Мартинсона. Неприятная дрожь пробегала по спине, когда Мартинсон на своих пружинящих подошвах опять семенил по учительской, чтобы подать Регине пальто. Ей казалось, что он при этом старался ткнуться носом в ее песцовый воротник. Регина как будто слышала, как Мартинсон с шумом вдыхает воздух, словно хочет опьянеть от ее парфюмерии.
Но если его хобби сродни увлечению Айли, то почему он не спешит действовать?
Однажды в воскресенье Мартинсон позвонил за дверью Регины.
Пригласив нежданного гостя в комнату, Регина удалилась на кухню сварить кофе. Ничего, поглядим на спектакль, подумала она, и ее смешок заглушился шумом кофемолки.
Интересно, какой у него подход к женщинам?
В общем-то, Мартинсон не выглядел сердцеедом. Если ему бывало недосуг принимать позу Наполеона, он назойливо мельтешил то тут, то там — обычный суетливый человек. Зато на собраниях сидел неподвижно, уставясь с преданным послушанием на начальство. Избегал споров, ни с кем не хотел конфликтовать, если какая-нибудь острая на язык старая дева начинала поддевать его, у него от смущения розовели уши. Особенно Мартинсон робел, когда кто-нибудь начинал ругать повседневную жизнь; по его мнению, все было хорошо и становилось еще лучше.
Отпив кофе, Мартинсон удивил Регину тем, что высказал собственные взгляды на жизнь. Регина подумала, что вот и она, вовсе не зная людей, стала наклеивать на них ярлыки.
— Вы здесь человек новый и наших условий не знаете. Один мой друг только и делает, что сетует на скуку жизни в поселке, а по воскресеньям у него от тоски в ушах звенеть начинает. Церковь, школа да кабак — так в старое время говорили о небольших селениях. Теперь, конечно, кое-что изменилось, рев из кабака несется дальше, чем когда-либо, вечерами там пируют механизаторы с толстыми кошельками. Представьте себе, в этом так называемом увеселительном заведении есть даже бар, днем ученики нашей школы забегают туда, чтобы посидеть за стойкой и потянуть через соломинку лимонад. В церковь почти никто не ходит, но в здешнем краю это единственное место, где можно послушать орган. Женщины собираются в Доме культуры, там организуются разные курсы и выставки рукоделия. Зато кружок народного танца прозябает, после каждой репетиции девушкам приходится ставить ребятам выпивку, а не то останутся без партнеров, — жаловался Мартинсон.
Видимо, ему стало неловко, что он нарисовал столь мрачную картину здешней жизни, и он, словно извиняясь, добавил:
— Да что об этом говорить.
— А о чем же нам говорить? — дружелюбно улыбнувшись, чтобы ободрить гостя, спросила Регина.
Уши у Мартинсона зарделись, явно от смущения. Видимо, он пожалел о своей излишней откровенности.
— Но у меня жизнь отнюдь не пустая, — после продолжительного молчания заявил он. — Я заядлый филокартист.
Регина разочарованно кивнула.