Она смотрела на галдящих и курящих мужчин и думала: с кем бы из них и впрямь можно было соединить свою жизнь? Регина скользнула взглядом по раскрасневшимся лицам. Мужчины все без исключения были кряжистыми, галстуки явно мешали им, поскольку были приспущены; молчуном никого из них не назовешь — они размахивали руками, горячо отстаивали свою правоту, всем телом изготовившись к прыжку, громко спорили и смеялись. Вот это глотки, временами они заглушали даже грохот оркестра! Мужчины ни на кого, кроме как на собеседника, внимания не обращали, им было о чем поговорить! Может, они продолжали в ресторане прерванное днем производственное совещание? Делиться своими заботами и сокровенными мечтами тут, видимо, не было принято. Вероятно, говорили о запасных частях, ругали разбитые по весне дороги, проклинали кладовщика или бригадира, честили председателя колхоза или начальника колонны и спорили о процентах выполнения плана. Наверное, и обид не таили: первое место присудили не тому, кто этого заслужил, и с премией словчили. Безусловно, вспоминали какую-нибудь недавнюю свадьбу — вот была потеха! — тот-то и тот-то нализался, ну прямо в стельку.
Регину пробрал холодок. В этом зале Мартинсон был единственный благородный мужчина. И его, похоже, душил галстук, он то и дело вытягивал шею, но когда барабан начинал грохотать особенно громко, Мартинсон снова невольно втягивал голову в плечи. Ему было нелегко нести порученную общественную ношу.
Свобода выбора?
В душу Регины стал заползать страх, она казалась себе круглой идиоткой — с чего это она решила, что сможет тут, в поселке, устроить свою судьбу?
Раскатистые звуки тяжелыми градинами сыпались на голову, грозовая туча человеческих голосов ползла под потолком густо накуренного помещения; разрисованная ромашками бетонная перегородка, отделявшая от зала стойку, на которой в дневное время выставлялись комплексные обеды, казалось, вибрировала в такт музыке. Сумбур становился все страшней — хоть выскакивай на танцевальный круг и прыгай там, чтобы каким-то образом стряхнуть с себя химеры.
Мартинсон подпер голову руками, может, он постанывал про себя, но, как человек порядочный, не решался оставить поручение невыполненным.
Регина медленно повернула одурманенную звуками голову и снова оглядела галдевшую публику. Она попыталась усмехнуться, возможно, на ее лице появилась лишь слезливая гримаса: с чего это она взяла, будто в поселке у нее появится возможность выбора?
Напрасная надежда легкомысленного человека, будто склад ума у людей из захолустья выгодно отличается от мышления горожанина. Регина верила, что люди здесь проще, общительнее, ближе к природе. А как же иначе? Здешние жители могли и не слышать о стрессовых состояниях, их не должны были мучить гнетущие комплексы. Наблюдая за мужчинами в ресторане, можно было сделать вывод, что они и в самом деле весьма непринужденные, даже необузданные. Чтобы привыкнуть к ним, требовалось большое напряжение волн. Была ли Регина способна на это?
Разумеется, по находившимся в зале нельзя было судить о всех жителях поселка; благопристойные семьи мирно сидели в этот час у телевизоров в объятых дремотой домах, расположенных на тихих улочках. Они себя нашли, для них жизнь — это спокойно текущая река, берега ее знакомы и привычны; попадались и пороги, но водовороты вскоре оставались позади, и все шло по-прежнему отлично.
Регине, жаждавшей обрести спутника жизни, не следовало пугаться. Она улыбнулась в пространство.
Или она все же безнадежно опоздала?
Во всяком случае, измученный шумом Мартинсон не нуждался в жене.
В СВОЮ ПЕРВУЮ ВЕСНУ В ПОСЕЛКЕ Регина довольно быстро поняла, что работа в саду выше ее сил и разумения. Повсюду жгли костры, на деревьях подрезали ветки, прореживали ягодные кусты, копали и рыхлили землю и высевали семена.
Регинин участок выглядел жалко, из-под прошлогодней травы и мусора пробивались какие-то растения, но Регина понятия не имела, что это такое. Ей казалось, что она любит природу, весенними вечерами она часами гуляла по городским паркам и с воодушевлением рассказывала другим, как дружно распускаются почки. Действительное соприкосновение с миром растений у Регины было довольно примитивным и ограничивалось выгонкой в вазе веточек вишни или каштана. Теперь, оглядываясь назад, она понимала, что хваленая любовь горожан к природе неимоверно убога. Знатоками по части садоводства считались даже те, кто умел дольше обычного сохранять срезанные цветы, у них спрашивали по телефону совета по поводу того или другого поникшего стебелька. Зато местные жители, вполне естественно копавшиеся на своих участках, были бы, пожалуй, удивлены, назови их кто-нибудь друзьями природы. Сад должен быть ухожен, тут нет ничего особенного, ответили бы они, к тому же эта работа приносит радость. Типичный парадокс сегодняшнего дня: одни попросту произносят громкие слова, у других нет времени на болтовню, надо трудиться.